Вот автобус останавливается, и почему-то надеешься, что он на светофоре, сейчас тронется дальше; хочется еще вот так посидеть. Но вокруг начинают шевелиться, кряхтеть, шуршать одеждой, топать по проходу. И ты с сожалением оживаешь.
– Так, внимание! – остановила толпу в холле Елена. – На сегодня официальные мероприятия окончены. Сейчас полчаса отдыхаем, а потом милости прошу на ужин в ресторан гостиницы.
– Да куда уж ужинать… Вы нас тут закормите, – тут же раздалось в ответ.
– Ужин – дело добровольное, – сказала Елена. – Но смысл ужина не только в еде, но и в общении.
– Вот это правильно, это мудро!
– А водка будет?
– Алкоголь, к сожалению, сегодня в частном порядке. Можете потерпеть до завтра – завтра на закрытии…
– Мы и завтра, и сегодня…
Сергей Игоревич поднялся к себе. Есть не хотелось, общаться – тем более.
Зря отключился в автобусе. Теперь состояние поганое… Снял туфли, лег на гладко заправленную горничной кровать, стал с помощью дистанционки путешествовать по телеканалам.
Чего общаться – бессмысленно и противно. Все эти попытки шуток, восторги, споры о ерунде. Поначалу казалось, что стоило бы поговорить с Иваном, узнать, как в Иркутске, какие новые открытия сделали, что изменилось за последние годы. А теперь не хочется говорить. По сути, не о чем…
«Да нет, – усмехнулся Сергей Игоревич своему неловкому лукавству, – есть о чем. Е-есть… Ревнуешь просто… А доклад у него интересный, видна работа, увлечение. Молодец он. Просто я стал не тот. Если честно, давно уже не тот. Кабинетный диалектолог с редкими краткосрочными выездами к объектам своих исследований. Во время них не услышать, не понять… Но есть место для подвига и в Москве».
И представилось, как он, ради науки, облачается в одежонку похуже и отправляется на нелегальную биржу труда, которых, говорят, полно. Нанимается в бригаду разнорабочих, в которой таджики, узбеки, киргизы, молдаване из деревень, русские из разных краев… И после смены, в каком-нибудь ангаре, слегка приспособленном под коллективное жилье, Сергей Игоревич тайком, рискуя быть пойманным на этом для остальных странном занятии, записывает новые слова и словообразования, причудливые фразы, в которых соединяются разные языки. Открывает неведомый для кабинетных ученых пиджин, процветающий, развивающийся, оказывается, буквально под стенами Кремля.
Зализняк, Кронгауз, Крейдлин, Березович, Новиков цитируют Сергея Игоревича, у него берут интервью не только профильные издания, но и федеральные СМИ, его убеждают: «Защищайся! Это готовая докторская!» И, поверив в себя, Сергей Игоревич с новыми силами берется за дело, отправляется не в такие вот трехдневные поездки, а в настоящие экспедиции. Русский язык в нынешнем Ташкенте, в сегодняшней Алма-Ате, старожиличьи говоры на Ангаре, Лене, Нижней Тунгуске. Пиджин в Дагестане…
В телевизоре печально, почти моляще пела красивая брюнетка. Повторяющиеся слова припева отвлекли от мечтаний; Сергей Игоревич прислушался:
– Мне нужно побыть одной, вдвоем с тобой… Мне нужно побыть одной, вдвоем с тобой… – Именно так, почти без интонационной паузы между «одной» и «вдвоем».
– Что за чушь! – дернулся Сергей Игоревич, переключил канал, снова стал было думать о том, как можно изменить бытье, вернее, вернуть ему смысл. Но больше не думалось, такие соблазнительные картинки превратились в мусор.
А на экране молодой Кирилл Лавров гулял с девушкой по вечернему городу и говорил:
– Люди постоянно теряют друг друга только потому, что они разучились говорить простыми словами. Ты мне нужна – простые слова…
Сергей Игоревич сразу узнал этот фильм, и по спине пробежали ледяные мурашки, зашевелили волосы на затылке. «Долгая счастливая жизнь».
На нее он натыкался каждый раз случайно, раз в пять-семь лет. Первый раз посмотрел школьником во время перестройки. Тогда была мода на фильмы, лежавшие на полках, выходившие в ограниченный прокат, снятые в свое время с проката. К их числу относился и этот фильм. Единственная режиссерская работа Геннадия Шпаликова.
Сергей Игоревич, тогдашний Сережа, а точнее, Серый, как его называли и в школе, и во дворе, пришел с уроков, включил маленький черно-белый «Рекорд». Тогда дистанционок не было, да и выбор был невелик – две программы, к тому же вещавшие с перерывами.
По второй программе перед дневным перерывом часто показывали художественные фильмы, которые Сережа-Серый смотрел, не сняв форму, жуя бутерброд иногда с вареной колбасой, а чаще – с кабачковой икрой или вареньем.
Так посмотрел и «Долгую счастливую жизнь». И долго потом недоумевал: молодой мужчина, веселый, балагур, знакомится с девушкой, какой-то очень милой, приятной; они в целом хорошо проводят вечер, рассказывают о себе, целуются; мужчина предлагает пойти к нему на плавбазу «Отдых», потом, когда девушка мягко отказывается, зовет ехать с ним в другой город. И, когда утром она приходит с чемоданами и дочкой, о которой вчера рассказывала, мужчина сбегает… В финале едет в автобусе и любуется симпатичной кондукторшей, а по реке на барже плывет юная девушка и играет на баяне. Ей призывно свистит с моста юный паренек…
Да, Сережа недоумевал, не понимал, что хотели сказать снявшие фильм, к чему такое название. Главный герой, которого играл тот же человек, который сыграл Ленина, получается, подлец, да и подлец какой-то странный – зачем звал девушку ехать с собой? Ну не пошла она в «Отдых» – плюнул и забыл. Но зачем звать, обещать долгую счастливую жизнь? Дочки испугался? Да вроде нет, тем более девушка сказала, что оставит ее здесь пока… Почему сбежал?..
По-честному, он не понял фильм до сих пор. Пугался, когда натыкался на него в телевизоре, смотрел оставшиеся минуты не отрываясь, в каком-то оцепенении, но объяснить, о чем он, не мог. А может, и нечего было понимать, объяснять. То есть нет слов для объяснения. Не все поступки можно объяснить словами.
Единственное, что о сюжете мог сказать сейчас, в свои сорок пять лет, Сергей Игоревич: такое случается в жизни. А если случается – должно быть запечатлено в искусстве.
Досмотрел, как всегда, до конца, не отрываясь, тем более что показывали по «Культуре», без рекламы. Когда на экране появилось «Конец фильма», скорее выключил телевизор, полежал, повздыхал протяжно, мучительно, как старик или больной. Сам чувствовал ненатуральность и наигранность этих вздохов, но долго не мог остановиться. Было почему-то приятно…
А что, все ведь просто в этом фильме: одинокий молодой мужик захотел женщину. Познакомился, позвал к себе, она не пошла. Как последний довод показать, что он настроен серьезно, предложил ей ехать с ним. Она не бросилась на шею: да, я готова, пойдем сейчас в постель, а завтра умчимся отсюда… Пришла утром, с чемоданами, дочкой. Он и сбежал. На серьезное, конечно, он не был настроен… Вот так. И нечего ломать голову.
Поднялся, потянулся. Надо было куда-то двинуться, просто молча поторчать в компании. Может, выпить. Может, и хорошенько выпить, до отруба. Завтрашний день провести, мучаясь с похмелья, а послезавтра утром улететь. И больше не принимать приглашений посетить этот город, округ. Вообще сократить поездки. Или сидеть на одном месте и работать, обложившись книгами, словарями, документами, или действительно отправиться в экспедицию на два-три месяца.
