Класс наполнялся постепенно, но основная масса народу пришла за пять минут до звонка. Первым уроком была математика, и никто на нее не спешил. На Юльку косились — на каникулах она коротко подстриглась и теперь выглядела непривычно.
Как только зазвенел звонок и в класс вошла Злыдня, Кошка встала со своего места и вышла к доске.
Класс замер, предчувствуя недоброе.
Кошка же обвела всех присутствующих ясным взглядом и произнесла речь:
— Я хочу извиниться перед вами, — начала она, — перед вами, Елена Ивановна, и перед всеми… Я отвратительно себя вела всю вторую четверть. Я нервничала и всех задирала. Простите меня, пожалуйста. Я больше не буду. Нашей школы больше нет, я хочу остаться в вашем классе. Если вы не против.
— Против! — зашипели девчонки с последней парты.
А Злыдня, которая уже собиралась, как обычно, выгнать из класса наглую девчонку, не знала, что делать.
— Вы не против? — еще раз спросила Юля, на этот раз глядя прямо в глаза Дениса.
Тот ошарашенно кивнул. Кошкин взгляд вообще тяжело было выдержать. Так же вынужденно кивнула Эля.
— Спасибо, — улыбнулась Кошка, — я очень рада.
— Садись… Юля… — голосом сомнамбулы произнесла Злыдня.
Урок покатился как обычно, Кошка сидело тихо, пару раз поднимала руку, отвечала и садилась на место. Она не хамила, не грубила и никого не подкалывала. И единственным, которого это совсем не радовало, был Дима. Ему было страшно.
— Что ты задумала? — спросил он на перемене, остановив Юльку в коридоре.
— Ничего, — пожала она плечами. — Хочу влиться в коллектив. Я много накосячила, теперь буду исправляться.
— Кошка…
— Не называй меня так! — она по привычке мотнула головой, но хвоста уже не было, жест получился неестественным. — У меня имя есть.
Дима остолбенел. Кошка гордо удалилась, а Дима утвердился в худших подозрениях.
Он решил следить за Юлькой. Но она ничего плохого не делала. На переменах тихо сидела, если к ней обращались с просьбой или вопросом — отвечала.
Вечный троечник Антон набрался смелости и попросил у нее списать домашку по физике.
— Да пожалуйста! — Юля протянула ему тетрадку. — Но если хочешь, я тебе объясню.
— Хочу! — сказал Антон, недоверчиво косясь на Кошку.
Юля взяла чистый лист бумаги и спокойно начала рисовать. Тело, катящееся с горы, все силы, которые действуют на тело… Объяснять Юлька умела и любила.
Влетевший в класс Борис Семенович застал Юлю и Антона склонившимися над рисунком и оживленно обсуждающими проблемы силы трения.
— Домашнее задание списываешь? — спросил физик.
— Ой, — сказал Антон.
Он увлекся и домашку списать забыл.
Физик заглянул в листок, исписанный Юлькиной рукой.
— Если ты сейчас сам решишь вторую задачу, я тебе поставлю пятерку. Иди к доске.
Антон вышел. Оглянулся. У него и тройка-то по физике была редкостью, а уж пятерка могла только присниться, да и то по ошибке.
Но Юлька так энергично махала ему рукой и так лучезарно улыбалась, что Антон решил попробовать. Он нарисовал гору, нарисовал брусок, который съезжает с горы… Только один раз он ошибся, в знаке силы трения, но Юлька энергично замахала головой и знаками показала, что плюс нужно исправить на минус.
Борис Семенович не вмешивался. Он, как обычно, стоял спиной к классу и смотрел в окно.
Когда он повернулся, у доски стоял мокрый от усердия Антон и дописывал ответ.
— Садись! Четыре. Авансом. Возражения есть?
— Нет, Борис Семенович.
— Отлично. А теперь новая тема.
Антон уселся на место и счастливо сказал Юле:
— Спасибо!
Юля скромно кивнула.
На физкультуре сдавали очередные нормативы. Эля была звезда. Она занималась в хореографической студии и все шпагаты с мостиками выполняла со скучающим видом человека, которого заставляют терять его драгоценное время. К удивлению Димы, Кошка не смогла сесть на поперечный шпагат, а мостик делала из положения лежа.
Эля прошла мимо Кошки с видом царицы и спросила:
— У тебя же вроде спина ничего такая, гибкая. Ты что, не можешь на мостик нормально встать?
— Я боюсь, — сказала Юля.
Дима чуть со скамейки не упал. Боится? Вниз головой с моста не боится! Двойное сальто не боится!
— У меня голова кружиться начинает.
— А ты вниз не смотри, смотри вверх.
— Да? — спросила с сомнением Юля.
А Эля уже клюнула. Она показала, как делать правильно. Потом предложила помочь. Сначала Кошка хваталась за ее руку, но раза с пятого у нее получилось.
Димка, сцепив зубы, смотрел на то, как Кошка горячо благодарит Элю за помощь.
— Театр по тебе плачет, — прошипел он сквозь зубы. — Драмы и комедии!
— Ты о чем? — спросила Юля и удивленно захлопала ресницами.
Вокруг Молчуна с первого же урока образовался вакуум. Безвоздушное пространство. Никто его не задирал, никто не приставал с вопросами. Никто, кажется, не смотрел в его сторону. Но спиной Молчун чувствовал взгляды: злые и опасливые.
Молчуну было на это все наплевать с высокой-высокой колокольни. Он даже сидел и представлял себе эту колокольню — с маковкой-луковицей, но почему-то наклоненную, как Пизанская башня. Очнулся только когда его тронули за плечо.
— Пивоваров! Ты что, не слышишь?
Молчуну пришлось напрячься, чтобы сконцентрироваться. Над ним стоял молодой парень, практикант, поэтому Молчун не сразу сообразил, на каком он уроке. Посмотрел на доску. Математика.
— Можешь решить этот пример? — практикант нетерпеливо ткнул пальцем в доску.
Молчун всмотрелся в цифры и буквы, нанизанные плюсами и минусами в ниточку уравнения. Он мог. Это было легко. Надо только немного подумать.
Молчун поднялся и шагнул к доске. Решение было простое. Изящное. Он это чувствовал, но никак не мог поймать за хвост. Чтобы выиграть время, взял мел и медленно-медленно понес руку вверх. Но практикант был молодой и горячий.
— Все понятно, — обиженно сказал он, — садись, два!
Молчун разозлился — не на учителя-холерика, а на свое тугоумие. И злость как будто порвала пелену перед глазами, решение впрыгнуло в голову само. Вернее, оно там было, просто все время пряталось. Молчун принялся писать. Злость отступала, и держать фокус становилось все труднее, поэтому он сузил мир до размеров кусочка доски, по которой плясал мел. Практикант говорил что-то, но отвлекаться было нельзя — капризное решение могло в любую секунду опять нырнуть в кучу ленивых мыслей. Поэтому Молчун дописал до конца, положил мел и только после этого впустил в себя слова молодого учителя.