– Доченька, открой глазки! – Какой у маман голос встревоженный! Не к добру! – Дорогая, не притворяйся! Я знаю, что ты меня слышишь!
Вот блин! Если мамочка чего-то хочет, она даже мертвого оживит! Да с другой стороны, ну не съедят же? Послушаю нотации…
Я невольно скривилась (нотации с похмелья – что может быть ужаснее?), что тут же было замечено мамой.
– Томочка! Доченька! – На моих щеках и лбу запрыгали ее губы и кудри.
От неожиданности я распахнула глаза и тут же зажмурилась, ослепленная яркими солнечными лучами. Мозг успел отметить, что лились они не с моего балкона…
Гм, странно, где это я? Ну надо ж было так напиться! А может, у Эллы осталась? А откуда тогда здесь мои родители? Хотя с них станется приехать куда угодно! Вообще-то нет, не похоже! Откуда в ее хрущевке такие огромные окна?
– Боже, как ты нас напугала! – Мать обняла меня так, что глаза раскрылись сами.
– Надежда, отстань от нее! Она, наверное, и в себя-то так долго не приходила, потому что знала, какую корвалольную истерику ей предстоит вытерпеть! – проворчал где-то рядом голос отца. Как всегда в своем духе! – Прекращай, говорю! Задушишь дочь!
Она и вправду, словно испугавшись, тут же отпустила меня и уселась рядом, тревожно всхлипывая.
Я изумленно моргала, переводя взгляд с отца на мать и обратно.
– Мам, а что случилось? – Говорить мешали какие-то трубки.
Рука невольно потянулась, чтобы их убрать.
– Не трогай! – тут же вскинулась мать и, заметив мой ошалевший взгляд, ласково поправилась: – Не трогай, дорогая! Ничего с тобой не случилось!
– Ага, всего лишь попала в аварию. – Отец покривился. – Этакая легенькая авария – и две недели в коме!
Отец не любил вранье и скрашивать правду жизни не стал даже ради единственной дочери.
Что ж, оно радует! Мать с год ходила бы вокруг да около, а потом наплела бы такую слезливую историю с хеппи-эндом, от которой бы стошнило даже рьяного поклонника мексиканского «мыла».
– Ну что ты говоришь! – Мама все же попыталась «сберечь нервы бедной девочки». – Побереги нервы бедной девочки!
Я не удержалась от улыбки, прислушиваясь к своим ощущениям. Н-да-а, а ведь по моему самочувствию даже и не скажешь, что побывала в аварии! Так, слегка ныл висок.
– Она должна знать все как есть!
Ну вот! Начинается! Я перевела взгляд на отца. Он замялся и, немного сбавив тон, продолжил:
– Такую аварию пережить! Теперь бояться нечего! Раз очнулась – жить будет! Да, Томулька?
Я только пожала плечами и криво улыбнулась.
Ничего не помню! Ни-че-го-шеч-ки! Последний эпизод в моей памяти был о том, что я танцевала с кем-то на празднике у Элки.
И ВСЕ!
Какая авария? Где?
Может, я все же по пьяной лавочке поперлась ночью домой?
С меня станется!
Или, может, кто-то из гостей собрался домой и захватил с собой меня? А так как там все были на машинах и пьянее водки, то вывод напрашивается сам собой!
Ничего не помню!
– Мам, а я действительно здесь уже две недели загораю?
– Для меня это время – вечность, дорогая! Тебя нашли в субботу утром в разбитой и обгоревшей машине абсолютно целой! Просто невероятно! Совершенно непонятно, почему ты так долго пролежала в коме. Врачи говорят – шок! Такое бывает, когда мозг пытается от чего-то защититься или удар в висок сделал свое дело.
Я неуверенно коснулась ноющего виска:
– А водитель? Где тот, с кем я была в машине?
Родители переглянулись.
– В том-то и дело, что в машине, кроме тебя, никого не было! – Отец развел руками. – Но нам обещали это выяснить.
– Значит, нужно было спросить у Элки! Она должна же что-то знать. – Я попыталась приподняться на локте, но голова закружилась, и пришлось рухнуть на подушку.
– Должна, но сказала, что ничего не знает! Всех твоих коллег, кто был на этом сборище, допрашивали, и не раз! Никто ничего не видел и не помнит!
– Кстати, Томулечка, насчет работы не переживай! Наталья Михайловна ждет тебя.
– Как ждет? – От такой новости я все же села.
– Ну авария, болезнь! Она все понимает. Так что, как только поправишься, можешь выходить!
– Но я уволилась!
Мама недоуменно поморгала, и в палате колокольчиком зазвенел ее смех:
– Ха-ха-ха! А вот это тебе точно привиделось! Конечно нет! Она тебя так хвалила, и твои проекты! Кстати, стажировка твоя закончена, и она собирается предоставить тебе место составителя рекламы на главной полосе «Вечерних новостей». И, естественно, она собирается удвоить тебе оклад и увеличить процент! Так что быстрее выздоравливай.
Я слушала маму с открытым ртом.
Вот не было печали! Права была Элка – не уволила! А может, снова уволиться?
Хотя – не самая плохая работа! К тому же оклад повысили…
И тут меня словно током ударило.
– Мам, па, а Васька? Он у вас? Вы его забрали?
Мать как-то странно потупила глаза, и за нее ответил отец:
– Мы пришли к тебе в тот же день, но его нигде не было. А на кухне форточка открыта. Ну мы подумали – может, сбежал? Все обыскали.
На глаза навернулись слезы. Как я буду жить без своего Васиэля?
Я всхлипнула.
– Томочка, мы тебе нового купим! – тут же бросилась успокаивать меня мать.
– Мам, я не хочу нового! Я хочу то белобрысое чудо, что было у меня-а-а!
– Господа посетители! Вам пора. Вы тревожите больную! – На пороге замаячила грозная медсестра. – Вы и так уже довольно долго здесь находитесь! Приходите завтра. А сейчас предоставьте врачам осмотреть больную. Завтра вы сможете узнать результаты ее анализов, и вам покажут снимки височной доли.
– Хорошо-хорошо! Мы уже уходим. – Отец поднялся первым. – Ну, доча, ты того, держись! А мы завтра придем. Пошли, мать!
Буквально оторвав от меня всплакнувшую маман, он бесцеремонно выволок ее в коридор.
Не буду описывать, что со мной творили врачи, стремясь найти хоть малейшую зацепку для того, чтобы запереть еще на месяц. Но увы!
Кроме легкой гематомы, рогом красующейся на моем лбу, ничего смертельного у меня не нашли и только развели руками. Продержав для порядка неделю, выписали.
Родители торжественно привезли меня в родную квартирку, обращаясь со мной так, словно я была вазой династии Мин, фиг знает какого года выпуска.
Отец сам открыл дверь и, вручив мне ключи, подмигнул.
– Прошу! Мать вчера весь день твои хоромы вылизывала и холодильник забивала. Так что… Давай заходи. Чаем напоишь, да мы поехали!
