Те посмеялись, и больше никто не приставал к Аниске.
Только Светлана иногда спрашивала с усмешкой:
– Ну, что же? Все еще не поймала ронжу? А я жду!
И при этом незаметно подмаргивала девочкам.
Так проходили дни. Начало осени уже возвещало о себе тонкими радужными паутинками, которые медленно проплывали над полями.
Аниска становилась все угрюмее. Она обошла лес и рощу, заглянула во все овраги, и ближние и дальние, лазила в чащобу молодого ельника, вязла в болоте… Каждый вечер она, не дождавшись ужина, засыпала от усталости. Лиза жаловалась на нее, сонную. Мать грозилась по утрам, что если Аниска опять после работы убежит в лес, то она не даст ей обеда… Аниска все терпела, и все напрасно. Ронжи не было.
В сырой пасмурный день, когда можно было поспать подольше, Аниску разбудила одна острая мысль: «А Лощины! Дальние Лощины – что же я туда-то не сходила?! Там глухо и сыро и от людей далеко!»
Аниска бесшумно соскользнула с кровати.
Лиза, уверенная, что уж сегодня-то ей ни в коем случае не придется сидеть с Николькой, сладко спала, приоткрыв рот.
Улучив минутку, когда мать вышла в сени, Аниска вылезла в окно и скрылась.
Ольховые кусты под росой сверкали, будто отделанные серебром. Острые горьковатые запахи стояли в прохладной чаще. Иногда на пути попадалась осинка, тронутая красной краской. И тогда Аниске хотелось остановиться и смотреть на нее неизвестно сколько времени…
Аниска долго шла по лесной дороге. Потом дорога пропала в сырых овражках, в густом папоротнике. Вот и Лощины – глухое место. Высокие старые елки верхушками глядели в небо. А внизу под елками было тихо и сумрачно.
Аниска вышла на полянку, заросшую жестким голубым цикорием, похожую на голубой прудок, затаившийся в лесу. Она присела на сухую валежину и уперлась лбом в свои шершавые ладони. Где-то высоко над головой лепетала осина, пинькали синицы… Аниска вдруг почувствовала, что она очень устала.
«Не буду больше искать ронжу, – решила она. – Ну что ж, пусть не дружится. Не буду».
Она встала и медленно пошла через полянку. Лесная трава стояла по пояс.
Вдруг шевельнулась, закачалась еловая ветка. Аниска подняла глаза: на большом старом дереве, покрытом волокнистыми голубыми лишаями, сидела необыкновенная птица. Она, словно большой яркий цветок, как-то боком висела на суку и поглядывала на Аниску. Черная, как бархат, шапочка, светло-зеленоватая грудка, красное перо в крыле…
Аниска перестала дышать.
Птица, легко вспорхнув, развернула крылья, и Аниске показалось, что она сейчас ослепнет от этой красоты. Красные, как огонь, были у этой птицы крылья, красный, как огонь, был у нее хвост! Она тихо, бесшумно скользнула над полянкой и скрылась в густой древесной листве.
Аниске хотелось кричать от радости. Но она затаила дух и крадучись подошла к дереву, покрытому лишаями. Прижавшись к стволу, она долго глядела вверх, разглядывая старые сучья. Не здесь ли спрятала ронжа свое гнездо?
И Аниска увидела это гнездо. Оно чернело вверху, среди густых веток, прижатое к самому стволу. Там должны быть детки. Большие уже должны быть детки – лето на исходе!
Аниска подобрала подол, заткнула за пояс и полезла на корявую смолистую елку. Обдираясь о сучья, морщась от сухой хвои, которая набивалась ей в волосы и сыпалась в глаза, Аниска упрямо лезла все выше и выше. Она карабкалась трудно, долго. А когда уселась на большом суку передохнуть и подняла глаза, то увидела, что гнездо уже совсем близко, над самой ее головой. Она перебралась повыше и заглянула в гнездо.
Аниска не ошиблась – в гнезде сидели птенцы. Они уже оперились. Но что такое?
Тускло-серые, чуть рыжеватые к хвосту, они вовсе не были красивы. У них не было красных перьев на крыльях, а хвостов и совсем еще не было видно. Куцые глупые птенцы доверчиво и беспомощно глядели из гнезда на Аниску.
– Бедненькие! Ну как же я возьму вас от матери? – сказала Аниска. – Ой, как же мне быть?!
У нее не поднималась рука взять птенца из гнезда. Вот сколько она искала эту ронжу, сколько мучилась! А когда нашла – не может взять! Аниске хотелось плакать.
«А зачем их ловить? Ронжа не может жить в неволе. Умрет от тоски по лесу…»
Это отец сказал Аниске. Но что же ей теперь делать, если она обещала Светлане?
Аниска стиснула зубы и запустила руку в гнездо. Птенцы тревожно затрепетали крыльями, один вырвался из гнезда и взлетел. Аниска схватила его.
Вдруг закачались ветки, и красная птица с пронзительным криком кинулась к Аниске. Она кричала, словно звала на помощь. Она чуть не касалась крыльями Анискиных волос…
Теплое маленькое тельце птенца дрожало в руках, и в нем изо всех сил билось сердце. Аниска нежно коснулась губами бархатной головки.
– Не бойся. Я тебя не обижу…
Бережно завернув птенца в фартук, Аниска спустилась с дерева и пошла через высокие травы. А красная птица еще долго кричала у своего гнезда. И от этого крика у Аниски всю дорогу острой болью болела душа.
Домой Аниска пришла как раз к обеду. Мать, увидев ее, всплеснула руками:
– Ох, на кого ж ты похожа? И где это тебя угораздило?
– А руки-то все в смоле! – подхватила Лиза. – И платье разорвано! А в фартуке что?
Аниска посмотрела на мать, на Лизу, на свои черные от смолы руки, на порванное платье с мокрым подолом… И вдруг, заглянув в фартук, бегом бросилась из избы.
– Совсем рехнулась, – сказала Лиза.
Мать только вздохнула. Ну что ей делать с этой горе-головушкой Аниской?
Аниска прибежала к Тумановым. Светлана стояла перед зеркалом и завязывала синий бант в косе. Она увидела Аниску в зеркало:
– Фу, какая… испачканная!
Но Аниска схватила своей черной от смолы рукой тонкую руку Светланы и прошептала:
– Я тебе ронжу нашла! Я из гнезда достала! Теперь ты будешь со мной дружиться?
Светлана встрепенулась:
– Правда? Где она, покажи скорей!
Аниска раскрыла фартук. Испуганный птенец сидел съежившись и ни на кого не глядел.
– Это и есть ронжа-а? – протянула Света – Ну что же в ней хорошего?
– Да ведь это еще детка! –сказала Аниска задрожавшим голосом. – У него красные крылья потом вырастут! Ты увидишь, какой он красивый будет! Он скоро вырастет!
Аниска говорила, стараясь убедить Светлану, но уже чувствовала, что все это напрасно. Светлане не понравилась ронжа.
