– Кто ты такой? – поинтересовался Мокриц.
– Всего лишь вестник, – ответил гном. – Я здесь, чтобы сообщить тебе вещи, на которые нельзя закрывать глаза. В священном месте близ Кумской долины твое имя значится в списке людей, подлежащих уничтожению. Но не страшись преждевременно, поскольку…
– Хм, то есть надо начинать страшиться своевременно? Какого черта это вообще значит?
Раздражающе серьезное лицо гнома и сомнительное содержание улыбки действовали Мокрицу на нервы. Гном сказал:
– Твое имя стоит сразу за лордом Витинари и командором Ваймсом, наряду с огромным числом гномов, чье поведение признано антигномьим. В настоящий момент это локальная война, она горит под землей, как заброшенный угольный пласт, норовя прорваться в самых неожиданных местах, и вскоре может добраться и до мест твоего обитания.
– Минуточку, – перебил Мокриц. – Может, ты и не заметил, но я не гном и никогда им не был. У меня нет бороды, и я не хожу пешком под стол. Я человек, понимаешь ты это?
Гном оставался невозмутим, как и его улыбка, которая чуть расширилась, когда он отвечал:
– Ты можешь и не быть гномом, друг мой, но тебя признают вектором, символом всего противоречащего истинной гномовости, переносчиком заразы, если угодно, и к тому же ключевой фигурой в городе, который некоторые гномы хотели бы спалить дотла. Семафоры – это только начало. Железной дороге не совратить гномов с истинного пути Така. Командор и патриций окружены людьми, которые владеют различным полезным оружием. Чего не скажешь о тебе, не правда ли, господин фон Липвиг? Ты не воин, ты мишень, хотя мишень выдающаяся и талантливая. Я рекомендую тебе взять пример с Альберта Стеклярса и проявлять такую же бдительность, и ради всех святых, не ходить по темным уголкам. – Гном покачал головой. – Тебя предупредили, господин. Ты, как известно, говоришь, что жизнь без риска не стоит того, чтобы жить, и все, что я могу сказать по этому поводу: ну, дерзай. Так не просит, чтобы ты думал о нем, но он требует, чтобы ты думал, и что-то мне подсказывает, что Таку в скором времени понадобятся твои услуги. Тебе ничего не известно о тех политических делах, которые сейчас творятся, зато Таку известно, где тебя найти, когда Так захочет.
И с этими словами гном улыбнулся, выпрыгнул из корзины и убежал прежде, чем Мокриц пришел в себя.
Застигнутый врасплох, Мокриц продолжил свой путь во дворец, лихорадочно соображая. До резни на железной дороге он вообще не делал ничего плохого! Он просто пытался всем помочь! А теперь выясняется, что он находится под колпаком, потому что олицетворяет коварную сущность Анк-Морпорка… это было мало того что нечестно, так еще и не соответствовало действительности. Ну, не во всем соответствовало. Мокриц решил, что граги ополчились на него за то, что он убил несколько их собратьев, хотя это и произошло в равной борьбе. Точнее, не в равной, но в любом случае они получили по заслугам. Мокриц уже давно не творил ничего действительно зазорного
[47], и вот его обновленный и начищенный до блеска имидж примерного трудолюбивого гражданина оказался под угрозой.
Добравшись до Продолговатого кабинета, Мокриц весь кипел от злости.
– Оказывается, я под колпаком, – заявил он с порога. – И вы, сэр, все знали!
В наступившей тишине лорд Витинари даже не посмотрел на него, пока не отложил газету.
– Полагаю, на тебя вышли граги. Однако я думал, ты и так в курсе, что наряду со мной, Стукпостуком, командором Ваймсом и многими другими внесен в так называемый черный список, составленный радикальными грагами. Но я бы на твоем месте особенно не переживал. Ведь жизнь без риска не стоит того, чтобы жить, не так ли, господин фон Липвиг?
– Допустим, – сказал Мокриц, – но как же Дора Гая?
– Ну что ты, господин фон Липвиг, ей я рассказал еще на прошлой неделе.
– Как?! А мне она ничего не говорила!
– Видимо, хотела сделать сюрприз. Она так и сказала мне, что, дескать, знает, как ты любишь сюрпризы и приятную дрожь.
– Но вам же известно, что я никакой не боец, – пискнул Мокриц.
– Неужели? А у меня здесь рапорты, в которых сообщается прямо противоположное: захватывающие сказания о смельчаке и ни слова о трусости.
Мокриц, давно изучавший Витинари и его настроения, знал, что никогда нельзя было с уверенностью сказать, о чем патриций думает. Но сейчас он и вовсе казался вытесанной из камня статуей.
– Господин фон Липвиг, знаешь, что говорят о гномах?
Мокриц посмотрел на него с непониманием.
– Что они маленького роста?
– «Двое гномов – это ссора, трое – война», господин фон Липвиг. Вечная грызня, грызня, грызня. Это часть их культуры. А во время грызни граги исподтишка подсыпают яд. Кумское соглашение между королем-под-горой и алмазным королем троллей, которое я помогал заключить, во всем мире было встречено как предвестие светлого будущего. Но сейчас старшие гномы все чаще подпадают под влияние фракции грагов, сеющей раздор. Расхождение во мнениях – это одно, но подобная жестокость непозволительна. Мы с алмазным королем троллей оказываем давление на короля-под-горой и имеем все основания надеяться, что он разберется с вопросом. Это зашло слишком далеко, господин фон Липвиг. В давние незапамятные времена граги отважно исследовали шахты на наличие метана, откуда и пошли их плотные одеяния. Так они получили свой высокий статус, но, в сущности, граги просто были храбрыми шахтерами… может, и знатоками своего дела, но уж точно не великими политиками и мыслителями. Потому что с куском породы не нужно общаться. С живыми же существами приходится договариваться постоянно. Король-под-горой это понимает. Граги тоже понимают, но не принимают этого. Я тиран, и без ложной скромности скажу, хороший тиран. Я понимаю человеческую природу и природу мира. Все переменчиво. Ничто не постоянно. Уступить здесь, подправить там, договориться сям, и вот уже равновесие в мире снова восстановлено. Вот для чего существует политика. Но политика грагов сводится к одному: «Делай, что тебе говорят, нам виднее». Я нахожу это довольно утомительным.
– А я нахожу утомительным, когда ваши люди тычут в меня мечами по утрам, – вставил Мокриц.
– Правда? Это единственная претензия? – спросил Витинари. – Я предупрежу, чтобы в будущем не слишком усердствовали. – Он улыбнулся. – Командор Ваймс хороший человек и много времени тратит на то, чтобы объяснить людям, что им делать, а чего нет, такова работа Стражи. В этой сфере нет места личной инициативе. Чтобы что-то сделать, нужно это увидеть. Вот где лежит разница между тиранией и командованием полицией. Правила должны быть ясны для каждого. Ты понимаешь, о чем я, господин фон Липвиг?
