Со лба художницы упала на чистый холодный пол капля пота. В тот момент только одна мысль билась в голове Аграфены: «Только бы меня не заметили… только бы не заметили… Это будет концом для нас обоих. Хорошо, конечно, умереть с любимым человеком в один день и час, в объятиях друг друга, но хотелось бы еще пожить…» О том, какую жуткую смерть избрали для Вилли, она старалась не думать. По легкому стону, который мужчина испустил, когда его опрокидывали в гробницу, ей стало ясно, что он еще жив. Но, конечно, сам ни за что не выберется из мраморного короба, это очевидно. Насколько ему хватит там воздуха, Груня тоже не предполагала. И не сойдет ли бедолага с ума, очутившись и осознав, какая смерть ему уготована? Ведь надежды, что его там найдут, у него даже не возникнет. И если Вилли все же начнет стучать ногами и руками о стенки саркофага, снаружи его все равно никто не услышит. Уж очень мощной выглядела гробница. А сейчас от нее еще и веяло жутью – из-за того, что Груня знала: в ней заживо погребен человек.
Мужчины прошли тем же путем, которым прошествовали к саркофагу. А потом Груня услышала то, что ей совсем не понравилось, – как снаружи лязгнул засов. Выждав еще пару мгновений, она, зачем-то пригибаясь, как солдат под обстрелом, хотя в костеле была совершенно одна, подбежала сначала к гробнице. И только при попытке постучать по каменной стенке чуть не сломала пальцы. К тому же не раздалось совершенно никакого звука. Перед нею был словно монолит. Но Аграфена – скорее по инерции, чем от здравого смысла, – все же попробовала сдвинуть крышку. Естественно, безрезультатно.
«Ее и десять мужиков не поднимут! Именно что механизм специальный нужен…» – поняла она, поражаясь тому, что даже щели не видно между крышкой и корпусом гробницы, как будто каменные глыбы за столетия приполировались друг к другу. И тем не менее прокричала:
– Вилли, Вилли, ты слышишь меня? Это я, Груня! Я здесь! Держись – я вытащу тебя! Пожалуйста, держись! Я сейчас только за помощью сбегаю! Я даже не знаю, слышишь ли ты меня… – Груша наконец-то оторвалась от гробницы и побежала к двери. Но ее надежда найти помощь оборвалась, то есть разбилась о закрытую дверь. Поколотившись еще и в нее, тоже неизвестно для чего, художница обернулась. По ее спине струился холодный пот, по ноге текла горячая кровь. Ощущение было не из приятных. Но мозг заработал быстрее, как всегда происходило, когда все зависело только от нее. «Что я имею? Полутруп в гробнице. Причем человека, который мне явно не безразличен. Единственный, кто может его спасти, – это я, но я истекаю кровью. Отсюда вывод: сначала я должна помочь себе, прежде чем начать помогать Вилли». Она побежала по проходу, осматривая все вокруг. Голые скамейки, статуи, цветы, барельефы на стенах, свечи… И тут она остановилась, увидев, что вокруг статуи Иисуса намотана какая-то лента с крестами и золотой окантовкой.
– Думаю, ты не сильно обидишься! – вслух обратилась к статуе Груня. И принялась энергично разматывать ленту, приговаривая: – Ты очень хороший и добрый бог… Очень прошу меня простить, я не знаю, чего тебя лишаю, но это во спасение жизни. Уверена, что ты поймешь и, главное, не будешь против…
Затем она быстро забинтовала этой шелковистой лентой ногу и перевела дух. Как-то сразу стало легче. Во-первых, не видно уже струящейся крови, а во-вторых, ее смерть от кровопотери отодвигалась на неопределенное время. Следовательно, можно уже подумать о спасении Вилли. И Груня с новыми силами заметалась по костелу. К сожалению, здесь не было запасных дверей, подвесных лестниц, стремянок, оружия, а также чего-либо другого, что могло бы ей пригодиться. Телефона, например.
– Господи, ничего! – запаниковала Аграфена, холодея душой и телом. Ведь, по сути, она оказалась в мышеловке. – Преступники-то вряд ли вернутся сюда. Зачем? А сколько времени, вернее, воздуха в запасе у Вилли?
И она снова попыталась взять себя в руки и начать мыслить логически.
«Телефона нет… Дверь закрыта… Где еще может быть выход? Правильно, окна! – Груня задрала голову и, если бы умела, присвистнула бы. Окна располагались на уровне хорошего третьего этажа, были арочными и полностью в витражных композициях на библейские темы. – Даже если они раритет и дорого ценятся, все равно не стоят жизни человека. Так что придется эту красоту разбить вдребезги ради спасения Вилли. Только как добраться-то до окна и высадить его?» Аграфена стала вновь судорожно осматриваться. Оторвать скамейку от пола, чтобы подставить к окну, не представлялось никакой возможности. Да и по ней, ровной и скользкой, стоящей под острым углом, все равно не взобраться… Никаких вещей, которые можно было бы сдвинуть или поставить друг на друга, тоже не наблюдалось. Совершенно пустой, одиноко стоящий, небольшой костел на кладбище…
«Ждать, когда кто-то придет и отопрет дверь? Не очень хорошая идея. Сегодня среда… А если храм откроют только, например, в воскресенье? Нам столько не продержаться. Воздух, вода, еда – всего этого у нас с Вилли нет в запасе…»
Центральное место в алтарной части костела занимала статуя Девы Марии, а за ней висело большое деревянное распятие.
– О, нет… – вслух охнула Груня. И перекрестилась, глядя на фигуру Иисуса. – Простишь еще раз? Ведь похоже, только с помощью распятия я смогу подняться по стене. Я же не человек-паук, чтобы лазать без опоры. Да, решено, бог нам поможет!
Глава 20
Дебрен Листовец подал рапорт вышестоящему начальству о том, что ему пора в очередной отпуск. Ему не всегда удавалось отдохнуть именно тогда, когда хотелось. Вернее, никогда не удавалось. От этого у него случались ежегодные нервные срывы и разногласия в семье.
– Все люди как люди! Путешествуют вместе… А я даже путевку не могу взять – все время ждем, разрешат тебе или нет! – сетовала жена.
– Не надо было выходить замуж за комиссара полиции. Я не принадлежу только себе! – отвечал ей Дебрен в минуты выяснения отношений, хотя прекрасно понимал супругу. Да и сам мечтал проводить больше времени с детьми и семьей.
И вот наконец ему вроде дали уже добро – за две недели до планируемого отпуска, который выпал аккурат на пятнадцатилетие совместной жизни Дебрена с Лорой, его верной спутницей. Градус настроения полицейского от радости подскочил. Прямо даже зашкаливал. Листовец уже предвкушал, как подарит супруге и двум дочкам поездку в Париж. Именно туда они все вместе и отправятся на годовщину, устроят там семейное торжество. Город любви, город, где они познакомились с Лорой, приехавшей туда туристкой из Румынии. А он находился там по делам службы, будучи еще в низком чине.
Дебрен прекрасно помнил то время. Лора была очень бойкой девушкой, не побоявшейся путешествовать по Европе в одиночку, и, как ему показалось, самой красивой на свете. Дебрен же был молодым, несколько нелепым и ужасно легко смущавшимся парнем. Лора сама назначила ему свидание, но он был вынужден сказать, что не сможет прийти, так как должен доставить опасного преступника, находящегося в розыске, на родину, ведь прилетел в Париж в командировку.
Ох и глаза у Лоры были!
– Что?! Ты в Париже, самом романтичном городе мира, с преступником?! – воскликнула девушка. – Ты меня променяешь на него?! Что же я такая несчастливая – из всех парней выбрала именно тебя!
