— Иди в кафе «Голубой цыпленок», — приказала я, — буду там через полтора часа.
— У меня нет времени на глупости, — отрезал Дегтярев.
— Сейчас пришлю тебе несколько фото, — не сдалась я, — если возникнут вопросы, звони.
Я быстро сделала снимки нескольких страниц отчета Кузи, отправила толстяку и замерла с трубкой в руке. Минут через десять сотовый затрезвонил, и я услышала вопль Александра Михайловича:
— Где ты это взяла?
— Секрет фирмы, — ответила я. — Все, пока. Хотела все тебе подробно рассказать, но ты же очень занят. Потом как-нибудь поболтаем, через месячишко-другой.
— Немедленно рули в «Голубой цыпленок»! — заорал полковник. — На эту тему нельзя в кабинете беседовать.
— То, о чем нельзя беседовать в кабинете, нельзя обсуждать, сидя в этом самом кабинете, — съязвила я.
— Уж не дурак, — другим тоном сказал толстяк, — я как раз вышел из здания. Разговариваю по мобильному, который предназначен только для своих. Зарегистрирован он на другого человека, в контактах члены семьи.
— Да ты прямо Штирлиц! — восхитилась я.
— Хватит ерничать, — устало попросил Александр Михайлович. — Все, жду тебя в «Цыпленке». Сбрось мне эсэмэску за полчаса до приезда.
— Уже бегу к машине, — сказала я.
— Ты хоть понимаешь, что нарыла? — воскликнул Дегтярев. — Настоящую бомбу! Рванет — весь мой отдел накроет!
— Поэтому я и попросила тебя прийти в кафе, — ответила я. — Если уверен, что этот твой номер не прослушивается, могу начать рассказывать по дороге…
Глава 36
Прошла неделя. Теплым майским вечером мы с Дегтяревым сидели в кафе у открытого окна.
— Прямо лето пришло, — заметила я.
— Хорошая погода, — кивнул полковник.
— Беседа долгая у нас будет, — вздохнула я.
— Да хоть на сутки, — мрачно заметил Дегтярев.
Я сделала глоток из чашки.
— Мне не по себе.
— Ох, с трудом вас нашла, — прощебетал знакомый голос.
Я оторвала глаза от листа бумаги и увидела Татьяну Панину, мать эксперта Лёни. Бросила взгляд на Дегтярева, тот незаметно кивнул.
— Танечка, садись, нам надо поговорить. Втроем, без чужих ушей.
Владелица агентства схватилась за сердце.
— Лёник?
— Жив и здоров, — утешил ее полковник.
Панина рухнула на стул.
— Когда сын служит в полиции, пусть даже экспертом, все равно понимаешь, что может настать момент, когда в твой дом приедет его начальник с парой коллег, снимут головные уборы и скажут: «Дорогая Татьяна, нам очень тяжело сообщать…»
У Паниной перехватило горло.
— С Лёником пока все хорошо, — заверила я.
— Пока? — мигом насторожилась Панина. — Что это значит?
— Выслушай Дашу, — попросил полковник.
Я откашлялась и заговорила…
— Синицын переулок, дом десять, квартира один, расположенная в подвале. Жилье принадлежит Надежде Фоминой. У нее единственной из всех студентов-первокурсников захудалого художественного вуза есть свое жилье, причем огромное, метров триста квадратных. Из документов явствует, что сии хоромы ей достались от близкого родственника, известного советского скульптора. Дядя обожал Наденьку и прописал ее в мастерской. Но когда девочка поступила в институт, ваятель уже умер, родителей у Надюши не было. Мама покончила с собой, про отца ничего не известно. Наденька нищая, как алтарная мышь, подчас ей денег не хватает на кефир, зато у нее свой подвал. И там весело гуляет студенчество.
Фомина вспоминает четыре года своей учебы в вузе как бесконечные гулянки с пьянством, сексом с разными партнерами. Через ее подвал пронеслась армия людей. Но нам интересны лишь ближайшие друзья Надюши, которую в узком кругу тогда Синицей звали. Узкий круг — это Федор Касьянов по кличке Змей, Таня Михайлова, она же Белка, и Лена Орлова, Лиса. Был еще Ежик, по паспорту Боря Ткачев, но он в истории, которую я расскажу далее, не замешан.
Компания жила коммуной. Змей без угрызений совести спал со всеми девушками. У Тани была дочь Александра. По словам Михайловой, она ее родила в школьном возрасте от мужа, с которым прожила меньше месяца. Татьяна веселая, обожает вечеринки, но о личной жизни помалкивает. А ее приятелям знать об отце малышки Саши не интересно. Зато мой знакомый, которого я ласково зову Кузей, этим поинтересовался. И что выяснилось? Ни в одном загсе Москвы брак несовершеннолетней Татьяны Михайловой ни с кем никогда не регистрировался. Да и не мог он состояться. Думаю, Саша дочь Змея. Зачем студентка врала о мифическом супруге? Закон о совращении малолетних всегда работал. Если бы выяснилось, что Касьянов совратил школьницу, мало бы парню не показалось. Поэтому Змей и Михайлова разыграли комедию, изображали, будто впервые познакомились на вступительных экзаменах.
Все считали, что у Тани нет родителей. Вроде бы те погибли, до поступления в институт девушка жила с бабушкой Ольгой Сергеевной, подробности компании неизвестны. Но на самом деле отец Татьяны постригся в монахи, мать тоже ушла в монастырь. Узнать их дальнейшую судьбу не представляется возможным. Перед тем как бросить мирскую жизнь, старшие Михайловы переписали свою квартиру на старушку, а та завещала жилплощадь внучке. Именно Ольга Сергеевна воспитывала потом правнучку, маленькую Сашу. А Таня жила, что называется, без царя в голове, как ей хотелось, бабушка не могла управлять ею. Школьные характеристики Михайловой полны таких «комплиментов»: ленива, непослушна, ворует вещи у одноклассников, плохо учится, легко попадает под дурное влияние… В аттестате у выпускницы одни тройки, но и их, полагаю, учителя поставили ей, лишь бы поскорей избавиться от школьного позора, пусть уж получит аттестат и исчезнет с глаз долой. Остается загадкой, как Михайлова ухитрилась поступить в институт. Правда, вуз заштатный, это не Строгановка, не Суриковский, а учебное заведение самой низшей категории. Но все равно ведь пришлось сдавать вступительные экзамены.
Став студенткой, Танюша разошлась еще больше. О дочери она вообще не вспоминала, «гудела» в подвале дни и ночи напролет, кое-как сдавала сессии, переползая с курса на курс. Потом умерла Ольга Сергеевна, Таня на тот момент оказалась беременной. От Змея, естественно. Зачем ей второй ребенок, если она и первым никогда не занималась? Нет ответа на вопрос.
Михайлова вернулась в родительскую квартиру. Ей пришлось заботиться сначала о Саше, а потом еще и об Ане. Змей вроде жил с любовницей, но денег на содержание детей не давал. Федя, Таня и обе девочки постоянно пасутся у Нади, питаются за чужой счет — к Фоминой ведь потоком текут гости, которые приносят еду. Взрослые живут, как птички, ни о чем не думают. Дети просто подзаборники — едят, что и когда найдут, спят, где лягут. Ни о каком режиме, о занятиях речи нет, подросшая Саша не посещает школу — мать забыла ее туда записать.
