Он пришпорил Твэя и унесся прочь, а я смогла выдохнуть с облегчением. Рука Медды, я чувствовала, дрожит мелкой дрожью, а Леата дышала часто-часто, стараясь прийти в себя. Нянька Эмилии лишилась чувств, фрейлина судорожно искала нюхательную соль, Аделин, кажется, шептала молитву, и только ее дочь весело смеялась. Я не вслушивалась в младенческий лепет, но мне показалось, будто племянница говорит что-то вроде: «Свинка – хвать!»
– Поскорее, прошу, – выговорила вдруг сестра и съежилась на сиденье, обхватив себя руками. – Лорейн, не копайся, дай мне капли…
– Что с тобой, о любезная тэшди? – встревожилась я. И было отчего: лицо Аделин сделалось совсем землистым, я видела это даже под слоем пудры, а зрачки ненормально расширились. – Тебя так напугал этот зверь?
– Нет… нет, не в нем дело. Не только в нем, – с трудом произнесла она и опрокинула в рот флакончик, который поднесла ей фрейлина. – Мне вредны любые потрясения. Супруг мой думал развлечь меня зрелищем, а вышло…
Леата потыкала меня пальцем в колено, и я сказала:
– Супруг твой, о тэшди, упоминал, что ты неблагополучно разрешилась от бремени. Знаю, он пригласил к тебе лучших лекарей, но если бы ты позволила моей служанке осмотреть себя, быть может, она сумела бы облегчить твое состояние? Не сочти мое предложение за дерзость, просто она знает и умеет такое, что не всякому по плечу, тому свидетельницами старшие жены моего супруга, да будет он благословен Создателем!
– Если это не составит особого труда и если мой муж позволит, то я рада была бы принять любую помощь, – после паузы выговорила Аделин. – Мне… мне стыдно говорить об этом, но… я скверно чувствую себя. Супруг же, как все мужчины, желает воспользоваться своим долгом, а это так… так…
– Неприятно? – пришла я на помощь, хотя мой скудный опыт говорил об обратном.
Даже когда Саннежи сделал меня женщиной, никаких невыносимых мук, о которых шепотом толковали придворные дамы, я не испытала, так, легкое неудобство, которое скоро исчезло. Да и Рыжий – бродяга, казалось бы! – был нежен и умел, и, по-моему, это он не чаял поскорее отделаться от меня, а не наоборот.
– Именно, – обронила Аделин. – Прости, тэшди. Я не должна говорить о подобном.
– С кем же говорить, если не с такой же женщиной, – пожала я плечами. – Скажу тебе, обычай наш хорош тем, что мужчина может взять любую из своих жен или наложниц, если какая-то другая недомогает.
– Неужто даже в далеком пути твой супруг согласится на какую-либо из твоих служанок или вовсе постороннюю женщину, если ты откажешься принять его?
– Я не могу отказаться, – ответила я, склонив голову, – но он добр ко мне и не станет брать меня силой, если мне это неприятно. Что ему в этом за радость? Ты права, есть служанки, есть продажные женщины в портах. Вдобавок, о досточтимая тэшди, существует множество способов ублажить мужчину, и вовсе не обязательно для этого отдаваться ему!
– Да, но ведь это все для удовольствия, – обронила Аделин. И откуда бы ей знать о таком? Меня-то научил Саннежи: в его краях это было в порядке вещей, и даже незамужние девицы не отказывали себе в развлечении. – А ему нужен наследник.
– Даже хозяин племенной кобылы выждет год или больше, прежде чем снова подпустить к ней жеребца, – фыркнула я, – а твой супруг желает, чтобы ты немедля понесла снова и родила здорового ребенка после… неудачи?
– Не мне его судить, – ответила она. – И я… я слабая. Жанна, наверно, сумела бы настоять на своем и муж даже близко не подошел бы к ней, если бы она того не захотела!
– О ком ты говоришь, тэшди? – делано удивилась я.
– О моей старшей сестре, той, что погибла в пожаре, – Аделин смотрела в сторону. Карета наша неспешно катилась в сторону города. – Она была… лучшей.
Фрейлина громко кашлянула, но Аделин не обратила на нее внимания.
– Мы были очень похожи, – сказала она, глядя куда-то вдаль и не обращая внимания на дочь, которая тянула ее за оборки платья. – Я ее ненавидела.
– Что ты такое говоришь, тэшди! – ахнула я.
– Да. Я ненавидела Жанну. Она была старше, красивее, умнее… – Аделин утерла глаза, и на ее перчатке остался темный след, видно, она тоже подкрасила глаза, а теперь краска потекла. – Она должна была унаследовать престол, отец наш обожал ее, жених для нее нашелся, едва ей исполнилось семь…
– Но ты сказала, что она посвятила себя Создателю, – напомнила я.
– Так и было. Она лишилась всего. – Аделин прижала руку к губам. – Она лишилась…
– Ваше величество, не нужно так нервничать, вам снова сделается дурно, – тронула ее за руку фрейлина, но сестра отмахнулась:
– Без тебя знаю!
– Тэшди, успокойся, – попросила я, – ты гневаешься на умершую, а это нехорошо…
– Я гневаюсь на себя, – обронила Аделин, глядя куда-то в пустоту. – Это я убила ее.
– Как такое может быть? – прошептала я.
Мне показалось, будто сквозь маску рано постаревшей женщины на меня смотрит та Аделин, которую я запомнила, юная красавица, всеобщая любимица… вечно вторая.
– Я прокляла ее, – ответила она, снова отмахнулась от фрейлины и вдруг перешла на шонгори, видимо, чтобы та не понимала, о чем идет речь. – Это всем известно.
– Я тут впервые, о тэшди, – покачала я головой. – Я никогда не слыхала даже о том, что у тебя была сестра, ты сама сказал мне об этом.
– Жанна была красивее, – сказала Аделин, будто не слыша меня, – и она лишилась красоты. Только любить ее меньше не стали – ни отец, ни жених. Наоборот, они были готовы ноги ей целовать, лишь бы перестала бить зеркала и вышла на люди… Жанна была намного умнее, ну да совсем отобрать ум не вышло, разве что взять немного… для меня. Чтобы сравняться… И все равно – Жанну любили, какой бы она ни была, прощали все ее выходки… – Она всхлипнула. – Только один человек согласился помочь мне.
– Твой супруг?
– Да, он… Он пообещал мне все, что я захочу, в обмен на самую малость.
– Неужели ты согласилась, тэшди?
– Мне было совсем мало лет… – Аделин вынула из-за корсажа платок и утерла лицо. – Да. Я так хотела, чтобы все полюбили не Жанну, а меня…
– И что же вышло?
– Ее перестали любить, – обронила она, – некому стало восхищаться ее красотой и умом, а потом только умом за неимением красоты… А меня… Что я говорю?!
– Рассказываешь мне о сестре, тэшди, – ответила я, видя, что Аделин словно бы вынырнула из сна наяву.
– Прости, я, должно быть, сама не своя от испуга, – торопливо проговорила она и вскинулась, когда подскакал вестовой. – Что там?..
Оказалось, Рикардо все-таки пострадал: кабан зацепил его клыком, когда ударил лошадь. Однако мой зять отделался небольшой кровопотерей, рваной раной на ноге и порядочным испугом. Я предпочла бы, чтобы зверь прикончил его, чтобы Рикардо умирал так же мучительно, как Саннежи, но, увы, отродью фей снова повезло! Но, может, он схватит какую-нибудь заразу от кабаньих клыков? Или рана воспалится, и он будет умирать долго, очень долго от гнилой горячки… Но вряд ли нам могло так повезти!
