– Хозяйка… – Рыжий приоткрыл глаза. – Ты…
– Ты что это вдруг болеть удумал? – спросила я.
– Это не болезнь. Просто… плохо. Надышался там… – Он запрокинул голову, а я встала и распахнула окно. Спасибо, в богатом особняке они открывались, не было нужды выставлять раму целиком! – Не поможет, тут сам воздух отравлен… Но это пройдет, правда. С непривычки тяжело, но уже отпускает…
Рыжий и впрямь задышал глубже и ровнее.
– В сказках говорится, что в чертогах фей нельзя есть их пищу, – вспомнила вдруг я. – Иначе навечно останешься там.
– Но Рикардо – не настоящая фея, – покачал головой Рыжий, – и это не его чертоги. Он занял их обманом.
– Уверен?
– Конечно, уверен, иначе не сел бы с ним за один стол. И не стой босиком на полу, – шепнул он, – застудишься.
– Почем тебе знать, что я босая?
– Если в одной сорочке прибежала, неужто успела обуться? – ухмыльнулся он. – Или я не прав?
– Прав, – сказала я, – и ноги у меня замерзли. Хоть днем и стоит жара, а к вечеру все же холодает… А раз ты передумал умирать, то отогревай!
– Что?..
Рыжий был жарким, как печка, большим и… каким-то угловатым. И неуклюжим. И неловким, не иначе с перепугу: не всякую ночь к тебе под одеяло забирается королева.
– Хозяйка, – проговорил он, когда я прижалась к его груди, – не надо. Я говорил ведь уже, я не ради…
– Я помню.
– И я – не твой князь, – безжалостно произнес Рыжий. – Я не он.
– Я знаю, – прошептала я и крепче вцепилась в его плечо. – Вы до странного похожи, но ты не он. Я не ищу замену Саннежи, если ты об этом, его никто и никогда не заменит… Я просто…
– Тебе страшно. И одиноко. Поэтому ты готова приласкать любого, кто скажет тебе доброе слово и протянет руку помощи?
Это было хуже удара под дых.
Я резко отстранилась и хотела встать, но Рыжий поймал меня за запястье. Глаза его в полумраке казались бездонными провалами.
– Это не мои слова, – сипло выговорил он. – Будь я проклят всеми ветрами, не мои!
– Ты что делаешь?! – вскрикнула я, когда Рыжий выхватил откуда-то из-под подушки кинжал и безжалостно полоснул себя по ладони.
– Кровью клянусь, это не мои слова, – повторил он, глядя мне в глаза.
– Ян ошибся, в каком-то блюде все-таки оказался яд? – спросила я. – Из тех, что отравляют не тело, а разум?
– Нет. Это другое. Говорю же, сам город отравлен, яд рассеян в здешнем воздухе, и чем дольше человек дышит им, тем становится хуже. А я… – Рыжий сел, уткнувшись лбом в колени. Широкие плечи в темноте были похожи на сломанные крылья. – Я думал, меня это не коснется, я ведь не отсюда родом… Дурак!.. Надо же было сказануть такую дрянь, такую мерзость… Жаль, хозяйка, топора у тебя под рукой нет, я бы сам себя огрел!
– Вот так, и будет с тебя. – Я влепила ему подзатыльник вполсилы. – Не то последние мозги вышибу, а они нам еще пригодятся… И будь любезен, подними голову, когда я с тобой разговариваю!
Он и вскинул лохматую башку, а я ухватила его за вихры и крепко поцеловала в губы. И еще раз. И еще…
Кажется, я хотела сказать что-то, но уже не вышло – меня будто огненный смерч подхватил…
Когда я пришла в себя, в окно веяло прохладным ветерком с моря, в пальцах запутались лохмы Рыжего, а оба мы определенно запутались друг в друге и в перекрученных простынях.
– Ну что ты смеешься? – пробормотал он, не поднимая головы. – Весь дом перебудишь!
– Будто мы его и без того не перебудили, – ответила я и устроилась поудобнее, чтобы видеть кусочек звездного неба в окошке.
Почему-то мне казалось, что Саннежи не сердится на меня. Мы с ним едва-едва успели узнать друг друга: сперва я была слишком юна, потом случилось несчастье, а когда я пришла в себя, до гибели Саннежи оставалось слишком мало времени… И все же оно было – несколько ночей, в которые он забирался ко мне в окно, как заправский грабитель. Можно было обойтись и без этого, меня ведь не охраняли, как гарем тэшавара, и князю во дворце всяко доверяли, но он не хотел, чтобы слуги узнали и донесли моему отцу об этих встречах. Саннежи и так-то не желал притрагиваться ко мне до свадьбы – оставалось подождать совсем немного! – но я настояла, а он всегда делал то, о чем я просила. А уж если я требовала…
Я правильно поступила, вот и все. И жаль, что Саннежи был так осторожен… Если бы у меня осталась его частица, мне было бы легче пережить все остальное… С другой стороны, кто знает, какая участь ожидала бы этого ребенка? Что сделал бы с ним Рикардо? В лучшем случае отнял бы у меня и… Это ведь почти наверняка оказалась бы девочка, девочка королевской крови, а участи, которую уготовал таким Рикардо, я бы не пожелала и дочери заклятого врага!
Многие не отказались бы утешить меня, невзирая на мое увечье, но я никого не желала видеть, никого не подпускала к себе. Ну а в поместье и вовсе не было мужчин (слуги не в счет)… пока не появился Рыжий. Странный бродяга, незнакомец без имени, с загадочным прошлым… Весьма бурным прошлым, невольно подумала я, нащупав очередной шрам на его груди, и очень насыщенным!
Это было странно: Саннежи целовал мою руку от запястья до сгиба локтя точно так же, как это делал Рыжий… И прижимал меня к себе именно так: будто я была из хрупкого фарфора и обращаться со мной нужно было бережно донельзя… И даже терял дыхание, доведя меня до пика блаженства и достигнув его сам, точно так же… Может быть, я просто придумала это?
«Даже если и придумала, – подумала я, перебирая в пальцах жесткие и густые, как лошадиная грива, пряди волос Рыжего, – это не худшая из моих выдумок. Саннежи, ведь я не ошиблась: он хороший человек? Мне почему-то кажется, что, будь ты жив, сделал бы его своим побратимом, до того вы похожи…»
Звезда мигнула и упала. Я не стала загадывать желание: знала уже, насколько это опасно.
– Тебя отмывай не отмывай, все равно дымом пахнет, – шепнула я Рыжему.
– Это не дым, это краска Леаты так пахнет, – негромко засмеялся он. – Ту траву, понимаешь ли, коптят каким-то хитрым способом, чтобы давала нужный цвет, вот и… А запах въедливый, не вымывается ни в какую! Хотя… я и впрямь кострами прокопченный…
– И шкура у тебя дырявая. – Я опустила руку ему чуть ниже ребер, там тянулся грубый рубец. – Это где тебя так?
– В портовом кабаке пырнули, – ответил Рыжий. – Чудом выжил. Помнишь, может, говорил: в бреду валялся? Вот это оно и было.
– А здесь? – Рука моя переместилась ниже, на бедро, на рваный шрам.
– Собака сторожевая цапнула, когда я сливы в господском саду воровал, – ухмыльнулся он. – Давно, я еще совсем пацаном был.
Саннежи в ранней юности располосовал ногу степной волк, только шрам у него был на левом бедре, а не на правом. Или все-таки на правом?..
