Потом — после маминой смерти — робкий-робкий росточек надежды проклюнулся. Но друга сначала не было в Москве, а когда он вернулся, жизнь девушки уже катилась совсем по другой колее.
А сейчас — после Тимура, после Людоеда — она просто не верила в любовь.
Нет ее. Глупая выдумка поэтов.
* * *
Муж явился в десять вечера, и Маруся еле сдержала раздражение. Чем можно заниматься в клинике настолько допоздна?
Приняла пиджак, с трудом настроилась на миролюбивый тон:
— Ты чего так долго?
— Учу английский! — жизнерадостно отозвался супруг. — Клиника мне учителя наняла, количество часов не ограничено. Вот мы и засиделись!
— А зачем тебе английский? — насторожилась Маруся.
Муж хитро улыбнулся:
— Есть вариант грин-карту получить. И постоянную работу.
Тут она не выдержала. Простонала:
— О нет!
— Зарплата — почти миллион долларов в год!
— А я что здесь буду делать?!
— Тоже сможешь работать, раз грин-карта будет. Что хочешь делай. Хоть отель открывай.
— Да не хочу я здесь ничего открывать!
— Не понимаю тебя, — надулся он. — Сколько лет меня шпыняла: «Бесполезный. Денег не приносишь». Вот тебе деньги. Сколько хочешь. Нет, все равно недовольна!
Ох, закатить бы сейчас скандал. Но ведь все равно не поймет ничего.
— Ты ошибаешься, — буркнула Маруся. — Я откровенно, неприкрыто счастлива.
Вытащила из микроволновки тарелку с отбивной, грохнула об стол:
— Вот твой ужин.
И побежала проверять почту. Хотя понимала: в Питере только восемь утра, вряд ли Арина изволит подняться, да еще и поработать столь рано.
Однако письмо имелось. Маруся дрожащей рукой кликнула на «открыть».
Уважаемая Мария Олеговна!
Начну с ходу. Ваш отель находится в прекрасном месте. При этом двор — замечательный, тихий. Планировка отлично продумана. Чрезвычайно удобно, что стойка администратора и столовая находятся в отдалении от номеров. Комнаты достаточно просторные, шумоизоляция выше всяких похвал.
«Это я все без тебя знаю!» — раздраженно подумала Маруся.
Однако дальше все пошло хуже.
Но, к сожалению, есть ощущение, что многое в отеле недоработано, не продумано. В ванных комнатах имеется система «теплый пол», но она не включена. Плотных штор или жалюзи на окнах нет, и сейчас, когда белые ночи, это чрезвычайно неудобно. Постельное белье, хотя и чистое, но неприятно серого цвета и неглаженое. Номер убран небрежно: на батареях давний слой пыли, окна грязные.
И дальше еще много подобного, во всех подробностях.
Маруся внезапно почувствовала себя не тертой бизнес-леди, а обиженной школьницей. Ей захотелось выкрикнуть: «Но я-то ведь все сделала как надо! Это другие испортили!»
Она подозревала, конечно, что резолюция ее тайной покупательницы будет жесткой. Но не думала, что дела обстоят настолько плохо.
И что теперь делать? Дистанционно — из-за океана — менять управляющего? Или вовсе закрыть отель?!
Нет. Это решения поспешные. Невзвешенные. Надо — для начала! — просто плюнуть на капризы мужа и слетать в Санкт-Петербург. Хотя бы на недельку. Навести в «Добролюбове» порядок. Выгнать ленивых горничных, найти другого администратора.
«А что дальше?» — спросил здравый смысл.
— А дальше, если не найду нормального управляющего, останусь в России, — сквозь зубы пробормотала Маруся. — И плевать на грин-карту и миллионы.
Перед глазами сразу встало обиженное, непонимающее лицо мужа. Но она немедля прогнала жалостливую картинку.
— Маруся! Я тебе чайку заварил! — раздалось из кухни.
— Сейчас приду, — выкрикнула она.
Торопливо кликнула на сайт авиакомпании.
И в этот момент зазвонил телефон.
— Алло! — схватила трубку Маруся.
— Привет, королева недвижимости! — раздался в трубке веселый голос.
И она радостно, будто девчонка, закричала:
— Вау! Какие люди! Сколько лет, сколько зим!
* * *
Прежде Арина никогда не прихорашивалась, если знала, что к ним идет друг семьи дядя Федя. Но сегодня, когда мужчина примчался к ней — в несусветную рань, идеально выбритый, отутюженный, — ей захотелось одеться под стать его парадным доспехам. Но, увы, ничего нарядного в ее гардеробе не имелось. А в Америке и вовсе — скатилась на постоянные шорты-футболки. Странно будет смотреться рядом с дядь-Фединым «Хьюго Боссом».
Утешила себя: «Ну, мы ведь просто завтракать идем!»
И твердо решила: в песок голову не прятать и немедленно узнать, что за метаморфоза с другом семьи. Едва вышли из гостиницы, бухнула:
— Дядь Федь! Вы за мной ухаживать, что ли, собрались?
Любый бы юнец в ответ на прямой вопрос смутился. Но зрелый мужчина спокойно ответил:
— Да.
— А с чего это вдруг? — продолжала допрос Арина. — Двадцать лет молчали и вдруг стали хвост распускать? — смутилась, пробормотала: — Простите. Я, наверно, что-то не то говорю.
Он ухмыльнулся:
— Двадцать один.
— Что?
— Я тебя знаю двадцать один год. Мы познакомились, когда ты в четвертом классе училась.
— Помню, — кивнула Арина. — Я еще тогда мечтала, что вы будете мой папа.
— Нашла папу! — вдруг обиделся он. — Я всего на пятнадцать лет тебя старше.
— Но тогда вы казались мне очень старым, — улыбнулась девушка. — Я и потом, когда выросла: всегда считала вас старшим, мудрым, заботливым другом.
— Слушай, когда ты перестанешь мне «выкать»? — скривился дядя Федя.
Но с толку не сбил. Арина гнула свое.
— Допустим, вы скрывали, что я вам нравилась. Как порядочный человек, ждали, пока я вырасту. Но почему тогда молчали, когда мне стало восемнадцать, девятнадцать, двадцать?
— Тебе правду?
— А что еще?
— Прежде ты правды боялась.
Она вздохнула:
— Теперь нет.
— Твоя мама всегда уверяла, что ты — не воспринимаешь меня как мужчину.
Арина вспыхнула.
А он остановился, развернул ее к себе лицом и спросил:
— Это так?
Девушка опустила голову. Неужели родительница намеренно пыталась их развести? Ей врала одно, ему другое? Но зачем? Берегла дядю Федю для себя? Или боялась, что дочь упорхнет?
