– Сейчас не середина двадцатого века.
– Да, только проблемы с тех пор не изменились, они стали только острее. Во многих странах революционная ситуация, в том числе в главной – в Египте. Население Египта увеличилось за время независимости этой страны в четыре раза, население Пакистана – в три с половиной раза. При этом рост населения не сопровождается ни ростом промышленного производства, ни ростом количества и качества обрабатываемой пахотной земли. Во многих странах, из которых ушла Великобритания, до сих пор господствуют отсталые отношения феодального типа. Например, в Пакистане до сих пор лучшая земля принадлежит не крестьянам, а армии, которая сдает ее батракам для обработки – армия в данном случае играет роль коллективного помещика
[111], а военные живут в особых, элитных районах, отгородившись от остальной страны колючей проволокой и автоматами охраны. Египет после предательства Саддата и разрыва дружеских отношений с СССР свернул насеровский курс на ускоренное развитие промышленной индустрии
[112] и встроился в западную экономику на правах дешевого курорта и места для размещения производств с минимальной добавленной стоимостью для Европы. Но рабочие места для вчетверо выросшего населения Египет так и не создал. Существовавший при Насере план орошения пустыни и превращения ее в житницу также сорван. В Каире на полмиллиона человек в трущобах существует всего одна водоразборная колонка. Возрастной состав обществ Египта и Пакистана таков, что в нем доминирует молодежь, не имеющая перспектив в жизни. Речь сейчас идет о том, куда она качнется. В сторону левого движения – и революция будет социалистической – или в сторону правой религиозной реакции. Вам это известно лучше других…
Председатель кивнул, он действительно знал это лучше других. Революция 1979 года в Иране произошла в том числе и под лозунгами социальной справедливости. Иранская коммунистическая партия ТУДЕ на момент начала революции была одной из самых влиятельных сил в обществе, они страдали и гибли в шахских застенках точно так же, как и сторонники Хомейни. И за ТУДЕ стоял огромный иранский сосед – СССР со всей его мощью, а за Хомейни не стоял никто. Но выиграл почему-то Хомейни. Выиграл, несмотря на то что такой программы социально-политических преобразований, какая была у иранских коммунистов, подробной, научной, проработанной, апробированной в других странах, у Хомейни не было. У него вообще ничего не было, кроме Аллаха, фанатизма и умения обличать светскую власть, причем не важно какую – шахскую, демократическую, любую. К СССР и его опыту Хомейни относился не просто с подозрением, а с неприкрытой ненавистью, называя СССР «малым сатаной», то есть приравнивая его к США. И все равно он почему-то выиграл. Выиграл, несмотря на то что его лозунги годились, скорее, для века пятнадцатого. Выиграл, несмотря на то что против него были все. Все, кроме народа, привыкшего, что на пятничных проповедях им вещают волю Аллаха.
То, что было потом – было кошмаром. Хомейнисты начали зверские чистки в армии… в соседнем Афганистане, где пришли к власти коммунисты, даже при Хафизулле Амине, которого считали мясником, такого не было. Публичные процессы, публичные казни, публичные расправы – офицерство в Иране изничтожалось как класс. Затем Саддам решил, что пришло время, и вторгся в Иран, несмотря на то что Ирак был вдвое меньше по населению и втрое по территории. Но муллы не сдались, они объявили джихад, тотальную народную войну. На фронт мобилизовали детей, перед первой атакой для большинства из которых она была и последней, муллы раздавали им пластмассовые ключики – ключи от рая, куда они попадут, став шахидами. В иракские военные госпитали стали попадать офицеры с психическими расстройствами, они сходили с ума от иранских атак волнами до последнего человека, атак детей, от того, как перед атакой иранцы пускали детей на минные поля, чтобы могли пройти солдаты. Я это не выдумываю, это рассказ очевидца – командира отряда иракских коммандос Республиканской гвардии, которые готовились у нас, в Чирчике, по афганским сценариям. Они были мусульманами, но водку пили так же, как и мы. Тот иракский офицер в начале войны только выпустился из военного училища, в госпиталь он попал с ножевым ранением, отбив перед этим пять атак иранских фанатиков. В ножи пошли, когда кончились патроны…
Удивительно, но иранский режим устоял. Несмотря на зверства, несмотря на тяжелейшую, безрезультатную войну, несмотря на отсутствие реформ и бессмысленно дикие, средневековые запреты. Иранцы все равно поддерживали свою, словно явившуюся из средневековья власть, единственное в мире теократическое государство. А все, что могли сделать мы, это вывезти руководящий состав ТУДЕ из страны, при том что рядовые партийцы попали в застенки. Когда громили САВАК – шахскую службу безопасности – жестоко отомстили только тем, кто преследовал хомейнистов. Палачей иранских коммунистов – всех до единого – оставили на службе.
Наш международный отдел ЦК, Институт марксизма-ленинизма и прочие, отвечающие за идеологию структуры, ситуацию откровенно прозевали. Никто не то что не смог дать ответ муллам и аятоллам, не то что не смог заговорить с афганскими крестьянами и иранскими горожанами на одном языке, но даже вопрос о том, что коммунизм проигрывает идеологическую борьбу на арабском Востоке исламскому фашизму, они даже не поняли, что проигрывают, не осознали проблему, не поставили задачу сразиться с агрессивным исламом на его поле. Все, что смогли сделать наши идеологи – это придумать термин «душманы» вместо «моджахеды» и несколько уничижительных определений типа «антиисторическое средневековое мракобесие». Вы поняли, о чем это? Афганский крестьянин точно не поймет. Потерянное для поиска рецепта лекарства от болезни исламского фанатизма
[113] привело к катастрофе девяностых, когда из-за нашей слабости количество наших друзей на Востоке сократилось, а врагов увеличилось. И отдуваться за все приходится нам. Спецназу.
От автора: Все написанное выше написано не просто так, это описание одного из важнейших факторов краха СССР, коммунизма и мировой коммунистической системы в целом. Все идеологические think tank Советского Союза, все громадные структуры, создающие и развивающие коммунистическую идею, не смогли ничего противопоставить (в идеологическом, смысловом плане) зародившемуся в Египте и развившемуся в Афганистане исламскому фашизму – сочетанию агрессивного исламского фанатизма и крайне правой, нацистской идеологии и практики. То, что ничего хорошего впереди нас не ждет, стало понятно, когда наши идеологи с разгромным счетом проиграли сначала аятоллам из Кума, а потом и муллам из Красной мечети и медресе Хаккания. Ведь коммунистическая идеология с ее приматом производительного труда, сокращением издержек за счет лишения собственника доли в прибыли от эксплуатации средств производства, коллективной обработкой земли производительной техникой, примитивной демократии (советов) и Ирану, и Афганистану подходило намного лучше, чем любой другой проект, лучше, чем «западная демократия», лучше, чем «теократическая диктатура». И любой рационально мыслящий крестьянин или горожанин – разумеется, не из богатых – должен был вполне рационально, по Марксу, выбрать коммунизм. Но он не выбрал. Он выбрал иррациональное поклонение Аллаху, пятничные проповеди в мечетях, полные безумия и ненависти. Большинство не пошло за нами – оно пошло за исламскими фанатиками, хотя ничего рационального «здесь и сейчас» эти фанатики предложить не могли. Только рай и семьдесят две гурии после смерти.
