…
Поднимаюсь на второй этаж. Кровь на лестнице (она, кстати, каменная), кровь на площадке, кровь в комнатах – везде кровь. Дом сложен так, что низ – из местного камня с цементом, а верх – легкий, деревянный, пуля только так прошибает.
– Кто?
– Кабан.
В большой комнате мебели совсем нет, пол застелен ковром, и на нем – спальники, воняет бараниной, дерьмом, кровью. На стене углем или краской метка – кибла, направление на Мекку. Трупы сложены в небрежный ряд у стены, все – с разбитыми головами – контрольными стреляли. Крови натекло столько, что она собралась в лужу и медленно просачивается к двери. Тут же отдельно – автоматы, сброшенные пустые магазины…
Семь человек. Спальников двенадцать. Нехреново тут устроились.
– В соседней…
Захожу в соседнюю. Тоже спальники, тоже нет мебели – только на стене распят человек. Стволом отодвигаю длинные волосы – это Юсеф. Его прибили гвоздями к стене, после чего начали медленно снимать кожу с ног. Афганцы, значит, тут афганцы. Для них это не проблема. Как-то раз, еще в первую командировку, они попытались запугать нас пленным, сделали «тюльпан». Я не буду говорить, что мы сделали в ответ – военная прокуратура работала и работает с неотвратимостью гильотины. Но скажу одно: больше духи нас пугать не пытались. Убивали – было дело. А мы – их. Но пугать – больше не пытались. Потому что дотумкали, мы – не призывники зеленые. И меряться с нами одним местом бессмысленно. Нет ничего такого, что мы не могли бы повторить и даже творчески усовершенствовать.
Гудят мухи… гудит в голове… медный привкус крови оседает на языке. Давненько такого не видел. Интересно, а американцы, которые сюда ехали, им это как? Мозг не жмет?
Ну, ладно…
Кровь уже почти ссохлась на полу черной лужей, рядом лежит нож, каким это сделали. Небольшой, какой-то странный – не похож на восточные ножи. Поднимаю, смотрю… да, не восточный, карманный какой-то. Интересно, кто это рукастый такой?
…
Есть!
Я достаю из кармана ножик – обычный, ничем не примечательный карманный складничок. Показываю его Янкелю.
– Это я взял на месте. Валялось, смотрю, маленький, удобный. Взял и сунул в карман.
– Агой ахозар
[102]…
Наверное, его нашли. Посмотрели и положили на место. Складник и складник, что в нем такого-то? Не восточный кинжал.
Михаил Ефимович взял нож, посмотрел на него со всех сторон, будто бы определяя его ценность. Потом взвесил на руке, попробовал поместить его на палец, определяя центр тяжести. Потом постучал рукояткой о стол, потом еще раз. Повернулся к ошалело наблюдающему за нами кладовщику.
– Дай что-нибудь острое…
Московская область, пгт. Ясенево. Коллегия ПГУ КГБ СССР. 23 июля 2010 года
Строить в поселке городского типа Ясенево начали еще в семидесятые годы, причем строили с размахом – финские строители и импортные материалы. Если кто-то из строителей интересовался, что строим, ему отвечали, что строится здание для международного отдела ЦК КПСС. На самом деле после того как строительство было закончено, в здание въехала советская разведка – ПГУ КГБ СССР.
Сама история Первого главного управления была неоднозначной. Внешняя разведка появилась только при СССР, до этого за рубежом вели разведдеятельность только военные. Сначала она опиралась на структуры Коммунистического Интернационала – и поскольку работала на идеологической основе, то имела как впечатляющие успехи, так и провалы. Успехом можно было считать вербовку пятерых молодых британских интеллектуалов, в молодости увлекавшихся левыми идеями – это и была знаменитая Кембриджская пятерка, один из которой, Ким Филби, едва не возглавил всю британскую разведку. Ни один скандал со шпионами так не потряс западное сообщество, как этот. В минусы можно отнести то же бегство Кривицкого, а также кровавые эскапады по всему миру. Коминтерн много лет лелеял мечту устроить новый каскад революций и во имя этого творил страшные вещи – взять хотя бы взрыв собора в Софии, в котором погибло больше ста человек. Потом старая разведка была уничтожена при Сталине столь основательно, что полтора года она практически не работала.
Возрождение разведки началось уже после Сталина и было связано с именами двух людей – мудрого и осторожного Александра Михайловича Сахаровского и секретаря ЦК Юрия Владимировича Андропова. Последний представляет собой просто уникальный в истории случай, когда политик, совершенно ничего не понимавший в разведке, возглавил ее по политическим соображениям и стал лучшим главой разведки за всю ее историю. Именно при нем были завербованы такие агенты, как начальник внутренней контрразведки ЦРУ Олдридж Эймс и руководитель отдела по борьбе с советской угрозой в ФБР агент Роберт Хансен. На какой-то момент сразу два человека, которые возглавляли борьбу с советским проникновением в масштабах всей страны и конкретно в ЦРУ, оказались советскими агентами. Вред, который они причинили, не был подсчитан и до сих пор, столь он был велик.
Андропов, только заступив на пост, приказал принести ему учебные материалы, курс академии КГБ он прошел без отрыва от работы. На партийный учет он встал не в центральном аппарате, а как раз в Ясенево, там же получил и официально употребляемый псевдоним, он же позывной – Сто Семнадцатый, полагающийся лишь высшим руководителям советских силовых структур. Андропов был не просто талантливым главой разведки, он был новатором и принес в разведку несколько новых приемов аналитической работы, например, планирование операций методом «елочки» было чисто его изобретением, он изобрел его раньше, чем специалисты американской РЭНД
[103]. Его помнили в этих стенах даже сейчас: если говорили «Председатель» без уточнений, сразу было понятно, о ком речь, а портреты Ю.В. Андропова висели во многих кабинетах рядом с портретом Президента СССР. И их обладатели берегли их не меньше, чем бюст Дзержинского
[104].
