И вот теперь так сразу… Еще Кронберг сказал, что мне прямо
сегодня же выделят машину. Не подозревают, что я за рулем не ахти, последний
раз сидел за ним, когда в школе девочек учили кулинарии, а мальчики обучались
автовождению.
Страшно подумать, что за машину мне выделят?! Если фирма
солидная, то работников пересаживает на добротные, чтобы «видом своим не
позорили», а здесь, судя по всему, очень крутые дяди, очень…
Но еще страшнее представить, что именно от меня потребуют за
такие деньги. Я зябко передернул плечами: от таких денег всегда пахнет
криминалом. И хотя я в деньгах нуждаюсь просто отчаянно, но за решетку тоже не
жаждется. Может быть, лучше получить раз-другой зарплату и по-быстрому
уволиться? Кстати, что-то я, ошалев от счастья, не выяснил у них этот
щекотливый вопрос: можно ли уволиться? Или из этой фирмы выносят только ногами
вперед?
Постепенно осваивая интерфейс, я кликнул на иконку с
портретом Глеба Модестовича. Тут же появилось окошко на четверть экрана,
четкость изумительная, как и цветопередача.
Он произнес вопросительно:
— Да? Проблемы?
— Нет-нет, — ответил я поспешно. — Я хотел
спросить, когда приступать? И в чем будут мои обязанности?
— Вы уже, — проговорил он медленно, — можно
сказать, приступили… Результатами ваших последних исследований мы
воспользовались достаточно успешно. Это я к тому, что вы уже заработали
некоторый аванс. Так что не стесняйтесь сегодня же выбрать себе машину по
вкусу. И начинайте подбирать квартиру. Наши ребята предложат вам пару десятков
на выбор. Но теперь работать будете, естественно, уже над выполнением некоторых
наших заказов.
— Хорошо, — ответил я послушно, — как
скажете.
Он внимательно всмотрелся в мое лицо.
— Впрочем, — сказал он, — это не запрещает
вам заниматься и дальше своей научной деятельностью. Более того, это и в наших
интересах.
— В каких?
Его губы раздвинулись в усмешке.
— Просто приятно, — ответил он неожиданно. —
Просто так. Приятно, когда сотрудники сыты, обуты, одеты и растут, растут, не
обращая внимания, что ценники на продукты изменились, что квартплата повысилась
и что бензин подорожал.
Я пробормотал:
— Да меня цены на бензин как-то не волновали.
— И не будут волновать, — согласился Глеб
Модестович. — Несмотря на мощный мотор вашей машины.
— Мощный?
Он пожал плечами.
— Не на малолитражке же будете ездить?
— Ну, я как-то не думал об этом.
Он кивнул.
— Подумайте. Или давайте я распоряжусь, чтобы вам
помогли подобрать? Да, это будет проще. Так что сегодня просто осваивайтесь.
Работать начнете завтра. Я имею в виду, над определенными заказами. А так, я же
понимаю, вы работаете всегда и везде, чем бы ни занимались…
— Ну вообще-то… — пробормотал я.
Он перебил:
— Не оправдывайтесь, мы все здесь такие. Никакие развлечения
не бывают такими интересными, как любимая работа! Ждите, сейчас я к вам пришлю…
Окошко исчезло, он отключился без предупреждения. Я встал,
стараясь не смотреть на стены в тех местах, где могут быть вмонтированы
телекамеры. И хотя я мелкая сошка, однако средства наблюдения настолько
подешевели и настолько автоматизированы, что дороже пачку жвачки купить, чем
пару микроскопических телекамер с великолепным разрешением. Так что вполне все
может писаться и затем проверяться с помощью простейших компьютерных программ.
В дверь постучали, я сказал громко:
— Войдите!
Глава 4
Через порог, к моему изумлению, переступила та дюймовочка с
высокой копной волос, на которую я засмотрелся на втором этаже. Улыбнувшись,
сказала важно:
— Меня зовут Эммануэлла.
— Очень приятно, — сказал я. — Да что там
приятно! Я просто счастлив…
Она наморщила носик.
— Правда, никто меня так не зовет.
— Почему?
Она сказала уже грустно:
— Если бы я была такого же роста, как Тина! И с такой
же фигурой… А так все зовут Эммой, а то и вовсе Эмкой.
— А Эммочкой?
Она кивнула:
— Тоже бывает, но это тоже… не Эммануэлла.
— «Эммочка» звучит прекрасно, — не согласился
я. — Как «Дюймовочка». По-моему, это намного лучше, чем «Дюймовина»!
Она хихикнула:
— Здорово, никогда такое не думала. Наш шеф прав, в
нашу фирму пришел головастый сотрудник!
— Спасибо.
— Нет, правда. Головастость проявляется во всем,
правда?
— Не думаю, — ответил я осторожно. — Я вот
никогда не пробовал разбивать лбом кирпичи и пробивать доски. Пожалуй, и
пробовать не буду.
— Пойдемте, — велела она. — И вообще, Евгений
Валентинович, сходите в туалет, я подожду.
Я сконфузился:
— Да что вы о таком…
— Я обслуживающий персонал, — объяснила она
важно, — и должна о вас заботиться.
— Ох, ну ладно. Я быстро!
Когда я вышел, она посмотрела на мои ладони с сомнением, но
промолчала, что не слышала плеска воды из-под крана. Я потащился за нею,
стараясь рассматривать ее ладную фигуру понезаметнее. Дело не в подсматривающих
телекамерах, просто, если вдруг оглянется, самому будет не по себе, хотя мой
взгляд вообще-то можно рассматривать как комплимент. Очень откровенный
комплимент, а живем мы во все более открытом мире.
— Эмма, — сказал я неуклюже, — если можно, то
Евгений Валентинович — это как-то парадно слишком. Вы же не моя студентка.
Она оглянулась через плечо, глаза широко распахнуты в
удивлении:
— А как?
— Ну… можно Евгений.
Она ахнула:
— Как можно! Вы ж профессор!
— Я доктор наук, — ответил я, защищаясь, — но
не профессор! Первое — это звание, а второе — должность. Ее получить
куда труднее, так как докторство — это звук, а профессура — высокий
оклад, власть, влияние, рычаги… Так что я никогда не был профессором. И вряд ли
меня бы туда пустили.
Похоже, она чувствует, что мой взгляд устремлен на ее ноги:
идет, как манекенщица по подиуму, спина ровная и даже чуть откинута назад, это
чтоб те, кто впереди, хорошо рассмотрели ее красиво очерченную грудь. А я,
топая сзади, все не отрывал взгляда от неимоверно длинных для ее роста ног, вот
всегда засматриваемся на подобные, наш мужской пунктик, тяга к таким ногам
чисто инстинктивная, сами не понимаем, почему длинные так ценятся, вот сколько
анекдотов про них, однако я привык до всего докапываться, а здесь решение на
виду: при длинных ногах женская задница сама поднимается к нашим ладоням, а
пальцы начинают дергаться от жажды ухватить эти ягодицы, что прямо просятся в
руки. А короткие ноги, опуская женский зад всего на три-пять сантиметров,
ухитряются почти начисто загасить инстинкт хватания и совокупления! Этот
рефлекс образовался, видимо, еще в лемурье-обезьяньем прошлом, когда наши
четвероногие предки еще не понимали, что самочку вообще-то можно приподнять…
