— Конечно же, Эмма, разве может быть другая причина?
В шесть часов ровно я вышел из кабинета, украдкой оглянулся,
но коридор пуст, только на самом конце все так же покачивается над полированным
деревом стойки изящная башня из блестящих черных волос.
Когда я проходил мимо, Эмма вскинула голову, улыбнулась во
весь рот.
— А, мой поклонник… Евгений Валентинович, вы ведь мой
поклонник?
— Ну еще бы, — ответил я поспешно. —
Попробовал бы я им не быть! Надеюсь, я не единственный?
— Но самый молодой, — заявила она
безапелляционно, — так что я на вас глаз положила. А сейчас, если хотите,
можете заглянуть к Глебу Модестовичу. Он так и сказал: «Если у него будет
желание…»
Я задумался над такой странной формулой приглашения, обогнул
ее стойку и постучал в дверь. С той стороны донесся голос Глеба Модестовича:
— Открыто.
Я вошел, он возился у окна с зацепившейся шторой. Лохматые
волосы стоят дыбом, как у клоуна, на макушке ярко отсвечивает розовая лысина.
— Проблемы? — спросил он, не оглядываясь.
— Да не совсем, — ответил я стеснительно. —
Просто пока чувствую себя не в своей тарелке. Никогда не думал, что буду
работать в благотворительной организации.
Он обернулся, посмотрел искоса.
— Да? А мне казалось, что именно у нас вам и место.
Ваши работы в обычном мире абсолютно неприменимы на практике, не так ли?
— А здесь?
— А случай с Черкизовским рынком? — ответил он
вопросом на вопрос.
Я пожал плечами.
— Считаю это частностью. Вообще-то мои работы касаются
общемировых процессов.
Он скупо улыбнулся, сел за стол.
— Спешите домой?
— Вообще-то нет.
— Тогда кофейку? — предложил он. Я кивнул, он
сказал по связи: — Люся, два кофе и что-нить к нему.
— Если не затруднит, — сказал я на всякий случай.
— Нисколько, — заверил он. — А насчет работы…
дайте время. Я имею в виду, себе. Главное пока что другое. Вам, я вижу,
нравится у нас. Поверьте, все остальное придет.
Я спросил осторожно:
— А здесь еще есть сотрудники? А то, простите, никого,
кроме вас и секретарши, я за весь день не увидел.
— Вы вроде бы не курите? — спросил он. —
Народ больше в курилке встречается. Правда, у нас даже Арнольд Арнольдович
недавно бросил… Все сидят в своих норах, им там уютно. Общаются больше по
связи, вам стоит к ней подключиться.
Вошла Люся, перегрузила с подноса, кроме кофе, еще и кучу
бутербродов. Глеб Модестович наблюдал внимательно, поинтересовался:
— Сыр козий?
— Конечно, — ответил Люся удивленно, — вы же
велели…
— Это я для себя велел, — сказал он
сварливо, — а вдруг ты для нового сотрудника решила верблюжьего положить.
Ладно, беги.
Я осторожно взял бутерброд, мягкие подогретые хлебцы и
нежнейший сыр, кофе просто дивный, я наслаждался вкусом, хотя вообще-то
непривередлив и прекрасное от хорошего просто не отличу.
Люся ушла, бросив на меня игривый взгляд.
Я пробормотал:
— Ну не стану же я просто тыкать во все фамилии и
говорить: «Здрасте, я новый сотрудник…»
— Ничего, — утешил он, — все обедают вон в
том кафе, видите ребристую крышу? Это рядом, через дом отсюда. Сегодня вы
просто пропустили обед…
— Я перекусил на Черкизовском, — сообщил я. —
Знаете, от сердца отлегло. Я все еще мандражирую, если честно. Я ученый, привык
к точным формулировкам, а здесь не могу сформулировать ни цели нашей фирмы, ни
мое направление работы… А зарплата настолько огромная, что я очень хотел бы
оправдать ее успешной работой!
Он покачал головой.
— Не торопитесь, все узнаете. А фирму нашу точнее
называть организацией. А вот Орест Димыч, это наш самый экстравагантный
сотрудник, упорно зовет масонской ложей. Отчасти это так и есть, хотя, конечно,
никаких средневековых ритуалов, клятв и прочей ерунды нет.
— А цели и средства?
Он спокойно и с достоинством кивнул.
— Прекрасный вопрос, как говорят интервьюированные,
чтобы подольститься к всемогущему телеведущему. Или к репортеру. Цели и
средства наши практически совпадают с тем, что во все века провозглашалось
масонством. Вернее, средства совпадают. Ну там свобода, равенство, братство,
демократия, выборная система, гласность… Но разве это плохо? Разве не к их
необходимости вы пришли во всех своих работах?
— Так то я, — ответил я. — Вы, конечно же,
знаете, что из универа меня пинком под зад?
Скупая улыбка чуть тронула его губы.
— Зачем вы себя принижаете? Вы вполне могли остаться,
приняв условия академика Кокошина. Он, кстати, вполне нормальный человек.
Я сказал чуть раздраженнее, чем хотел бы себе это позволить:
— Хотите сказать, что ненормальный — я?
Он даже не удивился, спокойно кивнул.
— С точки зрения академика — да и не только
академика, ведь вас многие коллеги не поняли?.. — вы человек неадекватный.
Вся соль в том, что мы здесь все чуточку сдвинутые. И вам предлагаем
присоединиться к когорте ненормальных.
Глава 7
Я ощутил оторопь, не люблю общаться даже со слабо
помешанными, но мозг услужливо напомнил про зарплату в пять тысяч долларов,
автомобиль, обещанные квартиру, бесплатные перелеты — это все ненормально,
нормальные триста долларов в месяц и на троллейбусе, так что в такой
ненормальности что-то есть…
И еще момент: он сказал, что предлагают присоединиться.
Значит, я пока что еще вне их организации. Хотя и работаю на них. Ну вроде как
в Тевтонском ордене, где были рыцари, связанные орденской клятвой, и потому
звались братьями, и было множество кнехтов и прочего люда, что работали на
орден, при необходимости даже брались за оружие и вступали в бой рядом с
братьями, но членами Ордена не являлись.
— Тогда все в порядке, — ответил я натужно бодро. —
Рад, что все так хорошо. Простите, что отвлек! До завтра.
— До завтра, — ответил он, хлопнул себя по
лбу. — Кстати, загляните по дороге в кабинет наших техников. Обязательно
загляните!
В коридоре Эмма рассеянно улыбнулась мне и тут же перевела
взгляд на экран. Ближе к выходу неприметная дверь с табличкой
«Техобслуживание», я постучал и, не дождавшись отклика, толкнул. Помещение
весьма и весьма, все стены уставлены мониторами, за длинным столом сидят шесть
человек. Один сразу поднялся мне навстречу.
— Что же вы так долго, — сказал он
нетерпеливо. — Можно подумать, увиливаете!
