– Я люблю разгадывать кроссворды, – в конце концов отвечает он. – Люблю, когда все аккуратно заполнено. Когда все правильно. Люблю и все тут. На тебя сваливается ворох квитанций, поначалу стоит полный бардак, потом начинаешь заполнять бланки, одно поле, другое, тут крестик, там крестик, и в какой-то момент все сходится. В обычной жизни ничего никогда не сходится. Вам нужен налоговый консультант?
– Нет-нет, спасибо.
– Это были не клиентские деньги, не думайте. Они были из общей кассы на канцелярские расходы. Один мой друг торгует мебелью, вот я ему и говорю: собираюсь купить новые офисные кресла, только не мог бы ты мне выставить немного завышенный счет, ну, тысячи так на три, а потом…
– Вы же только что сказали тысячу!
– …Потом он привез мне кресла, я заплатил, а разницу мы поделили пополам. Но вот только он, к сожалению, захотел списать ту сумму, которую получил я, как налоговый вычет на непредвиденные расходы, но поскольку он был нашим клиентом, мне пришлось ему сказать, что так дело не пойдет. Я попытался было провернуть пару бухгалтерских фокусов…
– Вернемся к вашим женщинам.
– Это ужасно, господин священник! Они мне постоянно звонят!
– Кто?
– Все, кроме жены. Она не звонит никогда. Да и с чего бы ей? И я каждый день навещаю кого-то из них, у меня все хорошо спланировано, но если визит вдруг откладывается, мне приходится… Ну, вот как только что! Как вы только держитесь, а, господин священник? Однажды я сумел продержаться неделю. Остался дома, играл с детьми, помогал жене готовить. По вечерам мы смотрели на ютьюбе смешные видео про животных. Их так много. Тысячи! Тысячи видео с тысячами забавных зверей.
– Что же они делают?
– Жрут, катаются по полу, звуки издают всякие. На третий день я подумал, что вроде все не так уж плохо. А на пятый мне уже казалось, что я руки на себя наложу. Тогда я пошел к ней.
– К кому именно?
– Уже не помню, а что, это так важно?
– Нет.
– Так что же мне делать?
– Вот что вы описали, то и делать. Оставайтесь дома. Помогайте жене готовить. Смотрите видео про животных.
– Но ведь это ужасно.
– Конечно, ужасно. Такова жизнь.
– Почему вы мне такое говорите?
– Потому что я вовсе не ваш психотерапевт. Я вам даже не друг. Взгляните правде в глаза. Вы никогда не будете счастливы. Но ничего страшного в этом нет. Можно жить и без счастья, – выждав минутку, я осеняю его крестным знамением. – Отпускаю тебе грехи во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Храните верность жене, пока есть силы. Хотя бы две недели попытайтесь. Две недели – ничего невозможного тут нет. И верните деньги, в том и будет ваше покаяние.
– Как же вы прикажете их провести?
– Найдите способ.
– Легко сказать! Как вы себе это представляете? Я не могу вот так просто взять и перечислить на счет фирмы двенадцать тысяч!
– Двенадцать?!
– Лучше я три недели дома просижу. Три, договорились?
– Верните деньги в кассу!
Молчание.
– Но вы же отпустили мне грехи, верно? То есть вне зависимости от того, верну я деньги или нет? Это же не является… обязательным условием?
– Таинство свершилось. Но если вы не вернете деньги, то возьмете на себя новый грех.
– Тогда я лучше еще раз приду.
– Нет, так исповедь не работает!
– Конечно, я мог бы провести их как компенсацию. Но что я скажу, если придет проверка? Нет, ну никак я не могу их перечислить!
Он ждет ответа, но тут уж молчу я.
– До свиданья, господин священник.
Снова раздается скрип, затем звук удаляющихся шагов. Хотел бы я взглянуть ему в лицо, но тайна исповеди это запрещает, а правил я держусь. У протестантов – свой Бог, который жаждет знать, что творится у них в душе, но я католик, и моего бога интересуют только мои деяния. Я беру в руки кубик, но, как только я начинаю раздумывать, пойти мне по классическому пути или все-таки начать с блоковой сборки, вновь скрипит скамья.
– Я пью, отче.
Откладываю кубик.
– Все время пью. Никак не могу бросить.
Завидую алкоголикам. О них снимают фильмы, нанимают лучших актеров, пишут романы и репортажи. А как же те, кто много ест? Худые твердят, что этот вопрос решается силой воли, но, может, они худые просто потому, что у них не такой аппетит. Немногим ранее я купил в автомате на углу два шоколадных батончика. Не для того, чтобы съесть, а чтобы были. Какая же глупая была мысль.
– Мне больше ничего не хочется. Только пить. Жена меня бросила, работу я потерял, но мне все равно. Хочу напиться, больше ничего.
– Я могу отпустить вам грехи, только если у вас есть искреннее желание изменить свою жизнь.
Вибрирует телефон. Выудив его из кармана, я вижу на дисплее рабочий номер Эрика. Что очень странно, Эрик никогда мне не звонит. Но ответить я сейчас не могу.
– Не знаю. Не знаю. Не знаю.
– Не знаете, хотите ли вы бросить пить?
– Мне бы очень хотелось, чтобы мне больше не хотелось, но хочется же.
Разумно ли проводить такое различие или это попросту абсурд? Телефон умолкает.
– Вы там что, едите, господин священник?
– Не ем! Попробуйте не пить два дня. Будет хорошее начало. И приходите снова!
– Два дня? Нет, я не смогу.
– Тогда и я не смогу отпустить вам грехи.
Первый укус был просто наслаждением. Хруст шоколадной глазури, едва уловимое пощипывание мякоти кокоса на языке. Теперь уже чувствуется, что в батончике много жира и многовато сахара. И так со всем. Иисус этот факт упустил, Будда оказался внимательней. Никогда ничего не удается довести до конца. Ничто не совершенно, но вырваться из этого круга выше наших сил.
– Вы едите!
– Приходите через два дня.
– Прекратите есть!
– Я и не ем.
– Прямо в исповедальне!
– Через два дня. Если не будете пить. Тогда приходите!
Скрипит скамья. Он уходит. Комкая в руке пустую металлизированную обертку, я думаю о втором батончике. Он по-прежнему у меня в кармане, там он и останется.
Вынимаю батончик из кармана.
Но я ведь его еще не развернул. А если бы и развернул, то еще не кусал. Все в моей власти. Таинство свободы воли: могу укусить, а могу и удержаться. Все зависит от меня. Все, что мне нужно сделать, чтобы этого не произошло, – просто этого не делать.
Второй батончик уже просто невкусный. Жую яростно и торопливо. Второй всегда невкусный. Вибрирует телефон. Снова Эрик звонит с работы. Должно быть, что-то важное.
