Конора встретила обычной утренней деловитостью. На лестнице Алекс раскланялся с парой молодых инженеров из технического отдела, уже традиционно запаздывающих к началу рабочего дня. Ничего, эти компенсируют, так же традиционно оставаясь после работы. В коридоре учтиво восхитился новым обликом Лэрис Колвер: еще вчера блондинка, сегодня тье главный бухгалтер щеголяла огненно-алой гривой. Уже у себя мимоходом заметил Кэролайн, что нужно поменять цветы в комнате отдыха напротив его кабинета: у пальм обвисли листья, и это выглядит недопустимо уныло. И снова по ассоциации вспомнился Сармади.
Поэтому первым делом, опустившись в кресло и придвинув его к столу, пока еще идеально чистому, только тонкая стопка бумаг приготовлена с вечера на уголке, Алекс выдвинул ящик и достал последнее письмо от друга, пришедшее пару недель назад. Большой конверт с почтовой печатью халифата, пара листов бумаги, испещренных витиеватыми буквами… Сармади хоть и владел свободно тремя западными языками, кое в чем оставался человеком безнадежно восточным, и его почерк мог служить образцом для какой-нибудь росписи в аравийском стиле.
«… Да пребудет благословение Творца миров над тобой и твоими делами, друг мой Александр. Ты упрекаешь меня в лени, что мешает мне отложить дела и снова посетить тебя в славном Лундене, прекраснейшем из городов Запада. Ну так да будет известно тебе, что это не лень, а разумная приверженность традициям и поддержание мироустройства в должном порядке. Ибо я знаю лучше кого-либо, что ты снова погрузился в дела и заботы, словно червь в середину граната, да так что и хвоста не видно. И потакать тебе в твоем нежелании отложить то, что нескончаемо, ради того, что радует душу, не намерен. Александр, душа моя, приехать к тебе я могу, и сердце мое полно мыслями о встрече, но предпочитаю восстановить равновесие, ибо ты давно уже обещаешь почтить мой дом ответным приездом. Сколько еще отговорок ты придумаешь, о ленивейший из друзей, раб чужих дел и стремлений? Или не знаешь, как вся моя семья с нетерпением ждет тебя? Творец миров дал время работать и время отдыхать, и времени этого достаточно, так что не гневи его пренебрежением к отдыху…»
Алекс невольно улыбнулся, вчитываясь в строки письма и словно видя перед собой Сармади с его радушной улыбкой, хитроватым прищуром маслянисто-черных глаз и бесконечной жизнерадостностью. Пожалуй, ему и впрямь должно быть стыдно. Друг пишет не реже раза в месяц, делясь новостями о своей жизни, будто с родным. Да он и говорил много раз, что Алекс ему брат. И, пожалуй, это близко к правде настолько, насколько возможно родство столь разных людей.
Из письма вставали образы, нарисованные то шутливыми, то гордыми, но неизменно теплыми словами Сармади. Маленький Мансур уже начинает ходить, а Зарина увлеклась шитьем и придумывает такие наряды – вся родня только ахает. Ничего бы удивительного, женщине положено владеть иглой с детства, но откуда такой дар в шесть лет? Дильнара, мать Мансура, недавно ездила в гости и теперь затеялась разводить сад, как у троюродной тетки… Тесть, старый бедуин, болеет, но еще держится так, что молодые позавидуют, и собирается в последний раз выиграть гонки на верблюдах, а этот «последний раз» у него уже лет десять подряд и, даст Творец миров, еще десять лет продлится…
Алекс вспомнил, как три года назад все-таки отложил дела и выбрался к Сармади. Огромный дом, наполненный смехом и детскими голосами… Может быть, потому он и не собрался к другу снова? Зависть – плохое чувство. И особенно глупое от того, кто сам выбрал другую судьбу.
«Ради нашей дружбы, Александр, приезжай хоть ненадолго. Зарина недавно спрашивала про тебя, помнит, как ты ее катал на плечах…»
Еще пару минут Алекс читал, что натворил на свой день имянаречения тринадцатилетний Аббас, и как похорошела беременная Фатима, вторая жена Сармади, и снова про Зарину и Мансура… И когда, наконец, дочитал, то снова до отвращения захотел выйти под унылые пальмы в коридоре и выкурить сигару там, чтобы в кабинете потом и запаха соблазна не было. Ладно, но сейчас-то с чего? Глупости все это. Он сам давным-давно решил, что не заведет семью. Жениться можно только на женщине, без которой не представляешь себе жизни, а где найти такую? Жениться – впустить кого-то не только в дом, но и в себя самого так глубоко, что вмиг окажешься совершенно беззащитным. Слабым. Думающим о других больше, чем о себе. И какая женщина будет терпеть его наклонности в постели? Из приличных – ни одна, а те, что сами подобны ему, не годятся быть респектабельной хозяйкой дома и матерью его ребенка…
В раздражении Алекс бросил письмо на стол. Посидел немного, глядя в окно, за которым не плескалось теплое море и не шелестели настоящие, упругие и веселые листья пальм. Что ж, у него здесь город не хуже. А сожаления… Не о том сейчас надо думать. Вот были бы у него жена и ребенок – пришлось бы сходить с ума от заботы об их безопасности. Потому что ни делается – все к лучшему в этом лучшем из миров, как говорит Сармади.
Он торопливо написал ответ, пообещав приехать непременно в следующем году. Передал привет всему многочисленному семейству, старательно выжал короткий рассказ, как хорошо все у него. И напоследок попросил Сармади перевести на счета Королевского банка Великобриттии примерно половину того, что лежало на счете его конторы в Шарин-Шахре – запас для особенно крупных сделок. Просто на всякий случай…
В десять началось совещание с главами отделов. Кэролайн принесла поднос с чаем и кофе, перед Лэрис поставила высокий бокал с чем-то светло-зеленым. Ну, Лэрис вечно сидит на диете и пьет какие-то эльфийские снадобья, которые, следует признать, идут ей на пользу… Алекс дождался, пока все рассядутся вокруг длинного стола, сделают пару глотков, перебрасываясь короткими репликами, сам отхлебнул чаю с лимоном. Поставил чашку, обвел взглядом собравшихся.
– Итак, уважаемые коллеги, у кого-нибудь есть вопросы, требующие срочного решения? Нет? Тогда перейдем к делу. К сожалению, у меня для вас неприятное известие…
– Что, биржа рухнула? – оживился Эйландер из судебного отдела. – Или Великий Взлет снова начался?
– Такое известие я бы назвал не неприятным, а интересным, – усмехнулся Алекс. – Увы…
Он снова глотнул сладкого душистого чая и оставил чашку в пальцах, глядя поверх нее на семерых человек, собравшихся в его кабинете. Четверо старших стряпчих, начальник технического отдела, главный бухгалтер и Хендерсон, отвечающий за кадры. Все давным-давно знакомые, проверенные множеством дел и обстоятельств. Всем он доверял так, как можно и нужно доверять своим людям. И не хотелось даже думать, что кто-то из них может работать на Мэтью. Но и исключать подобное было глупо. Вот потому ключ-камень с данными на этих семерых и еще несколько человек у Сида Данше. А Бреслин, начальник отдела безопасности, подойдет позже, с ним разговор будет не для лишних ушей.
– Некоторое время назад, – разомкнул он губы в полной тишине, только еле слышно шелестел ветрогон, – мне сделали предложение. То самое, от которого трудно отказаться. Мне предложили продать контору.
У кого-то в глазах вежливый интерес, у кого-то удивление, недоумение… У кого-то уже пляшут искры, кто-то наклонился чуть ближе, едва ли это замечая. Все верно, именно так и должно быть. Но кто? Кто же? Мэтью не начал бы войну, не заручившись союзниками в стане врага, он всегда предпочитал этот путь. А может, предатель уровнем пониже и менее заметен?
