– Не подходи! Я уйду… уйду с Уровня. И ты больше никогда меня не найдешь.
Ее лицо сделалось таким бледным, будто она никогда не выходила из пещеры на поверхность.
– Я уйду, слышишь?
– Погоди, стой! Стой! Да стой же ты!
– Чего ты хочешь? Назад свой аванс? За платье?
«Да засунь ты это платье себе в жопу!» – мысленно выругался Мо.
– Остановись ты. Отдохни. Один диалог – это все, о чем я прошу.
– Я не веду диалогов с убийцами, – Лана остановилась и вновь, как в примерочной, вдруг подобралась, сделалась сильной и злой. Пригрозила:
– Отвали от меня насовсем, слышишь? Или уйду.
– Да подожди ты…
Он сделал еще один шаг вперед и вдруг наткнулся на упругую невидимую стену – уперся в нее сначала шлемом, который держал в руках, затем лицом – будто влип кожей в теплую медузу, – а там и всей грудью.
А через секунду его с размаху отбросило назад.
* * *
Она более не желала с ним общаться – им нужно было расставить все точки над «i». Для нее Мо более не тот Мо, каким она знала его до сегодняшнего полудня. Раньше был человек, теперь – убийца.
«Не подходить… Не дразнить… Не реагировать…»
Кто их знает – маньяков, – какая у них логика? Вчера был нормальным, а сегодня параноик. Не понравится слово, выражение лица, покажется саркастичной улыбка, и сомкнутся снова вокруг шеи руки… Ну уж нет.
– Уходи, мы больше не работаем вместе. Я верну тебе все деньги – вышлю на счет. И за платье тоже. У тебя три минуты, слышишь? Если через три минуты ты все еще будешь здесь, я уйду на Четырнадцатый. Навсегда. А там у меня… влиятельные друзья, там меня защитят…
Она врала неуверенно и жалко и все это время пятилась назад.
– Лана…
Он держал в руке шлем.
– Ты меня слышал. Оставь меня в покое и больше не приближайся.
– Я хотел извиниться…
– Ничего не нужно. Не важно.
И она зашла за будку. Уселась в тени позади облупившейся стены – далеко от него, голоса не слышно – и поняла, что дрожит всем телом. Если не уйдет, ей придется войти в Портал. Назад не хотелось до боли, до застрявшего в горле истеричного крика – она прошла тот этап, прошла и не желает в него возвращаться. Где-то у океана белела колоннами у входа вилла – ее новый дом.
«Уходи. Уходи, пожалуйста. Оставь меня в покое… Оставьте меня все в покое…»
Пусть все наладится. Как-нибудь. И она выльет яд, выбросит шприц, отыщет работу – пусть даже плохую поначалу. Она пойдет в спорт – она любит спорт. Пусть только все наладится…
Какое-то время в тупичке с парковкой и фонтаном было тихо. Уехал? Нет, она бы услышала рокот мотора.
За будкой начинались заросли – плотные, густые.
«А что, если щит пропустит его? Случайно. Даст сбой…»
От этой мысли Лану тошнило. В паре метров от ее ноги росла трава – высокая, стрельчатая и колючая на вид, – дальше живописная, но крайне плотная растительность – в такую лезть себе дороже. Все плохо, везде крайности – спаси ее, Создатель, помоги принять верное решение…
В этот момент в ее сумочке зазвонил телефон.
Она не сразу поняла, что это звонок сотового – никогда раньше не слышала его. Подпрыгнула на месте, удивилась, откуда играет мелодия, даже огляделась вокруг. А после нехотя извлекла на свет жужжащую трубку. Долго держала ее на ладони и мысленно молилась – пусть Марио найдет слова. Абсурд, они ей не нужны, но пусть он их найдет. Какие-то нужные, правильные, такие, которым она поверит, чтобы мир, который треснул по швам, вдруг сросся назад и расцвел. Ведь так бывает – как в сказке? Ей отчаянно хотелось в это верить.
– Алло.
Она и сама не поняла, зачем ответила.
– Лана…
Прямо перед собой она смотрела стеклянным и безжизненным взглядом – знала, что Марио волшебных слов не найдет. Не заставит ее выйти из круга и сесть к нему на мотоцикл, даже если заплатит еще полмиллиона, ни за что не принудит захотеть его снова обнять. Никогда. Никогда-никогда-никогда.
– Ты душил меня.
– Я…
И тишина. Долгая, вязкая, бесконечная. Они молчали оба. Наконец, хриплый голос:
– Я сорвался. Прости.
– Как такое можно простить?
– Лана…
– Нельзя… душить… людей.
Ей хотелось плакать – в эту минуту ей было настолько жаль себя, что она готова была явиться с повинной к Патриции и заявить, что та была права. Мужики – козлы. Бывают ими.
– Твое тату…
– Что – мое тату? Думаешь, я пришла за тобой?
– А ты…
«… не пришла?» – он не договорил, но она услышала.
– Пришла, да! – заорала зло, уже сквозь слезы. – Но не собиралась тебя убивать. Я вообще никого и никогда не собиралась убивать!
– А она это сделала, – слова кое-как пробились через крик, и, расслышав их, Лана осеклась.
– Та девушка, – ровно добавил Мо, – с такой же татуировкой, как у тебя. Она убила Тома – моего друга. А я не успел его спасти.
Лана молчала почти минуту, переваривая, утрамбовывая новые пласты информации – те, которые не желала переваривать и утрамбовывать. Неужели? Кэти… все-таки… Нервно сглотнула:
– Что ты сказал? Повтори.
– Она убила Тома…
– Какого цвета были ее волосы?
Тишина. Короткий выдох:
– Рыжими.
– Ее звали…
Марио довершил фразу сам:
– …ее звали Кэти Саймон.
Чтобы выяснить черту, где невидимый барьер врастал в землю, Мо швырнул в него ошметком кокосовой кожуры и теперь сидел рядом с ним спиной к будке. Смотрел на синевшую у горизонта полоску океана, на звук шагов даже не обернулся. Теплый ветер колыхал волосы на его макушке; отблескивало в лучах солнца поднятое стекло на мотоциклетном шлеме. Шлем напоминал отрубленную голову инопланетянина – пустую пластиковую оболочку.
Лана опустилась на траву в паре метров от кокосовой кожуры. Тихо попросила:
– Расскажи.
– Рассказать что?
– Расскажи… все. Про Тома. Про…Кэти. Что с ней стало?
Голос Марио прозвучал спокойно и глухо – голос человека, обреченного извечно сознаваться в непоправимом.
– Она душила меня. Когда я пытался спасти его.
– Душила. Тебя?
– Да, шнуром от лампы.
– Разве может женщина…
– …удушить мужчину? Может. Если эта женщина невменяемая.
Лана знала, что такое невменяемая женщина, – Кэти была такой. Злой, почерневшей и одержимой.
