– Те пузырьки были гладкими и синими, а те, что ты купил, прозрачными и стеклянными. Конечно, не те. Сразу мог бы понять. И крышки из глины…
– Мог бы. Да кто ж ее разберет – какая настоящая, а какая нет? У тебя жены нет, тебе не понять.
– Чего это не понять? Я, вот, не успел, а так бы на Ирейе испробовал. Давно на нее смотрю, а подойти все… ну никак.
– Отошьет она тебя.
– Вот и говорю. А с водой бы подошел.
– Нет больше той воды.
Сидящий в тени у стены бородатый мужчина потер бок, принюхался к подмышкам – не сильно ли смердят? – расстроено, и с надеждой посмотрел на ведущую с рынка дорогу. Над его тюрбаном вот уже минуту кружила противная муха, маши – не маши, а не улетает. Его спутник с рябой кожей и рыжеватыми бровями размеренно чистил мундштук – тер его скрученными из шерсти палочками и время от времени продувал.
– Слышь, Халум, а поговаривают, что тех торговок опосля видели в пустыне. Да не рядом с Рууром, а далеко, уже в безымянных песках.
– Кто говорит?
– Да караванщики. Говорят, мол, да, те самые. В бордовой и синей одежде, с нашивками, без корзины, правда…
– И что, привезли они их?
Рябой собеседник прокурено рассмеялся, обнажил неровные желтые зубы, подумал о том, что сделал бы с незнакомыми женщинами сам, будь он на месте караванщиков. Повеселился бы, да. А чем плохо?
– То-то и оно, что не привезли.
– Чего так?
– Куйраб – их местный головорез – рассказывал другу моему: исчезли они, сутры призрачные. Просто взяли и растворились!
– Да какая вера может быть этому Куйрабу? За глит кому хочешь чего хочешь расскажет.
– Но-но! Хатым их то же самое говорил, а хатыму вера есть! Исчезли, подтвердил он, как миражи. Растворились, и все тут. К ним даже подойти не успели. А на плече у одной, говорят, сидел странный зверь – круглый и пучеглазый, но без лап.
– В пустыне-то, оно чего хочешь, увидишь, – рябой набил трубку по новой и закурил; вдоль белой стены потянулся дымок. – Пескам верить нельзя, сам знаешь.
Бородатый почесал пузо и лениво, привычно пытаясь отогнать улетевшую уже муху, махнул рукой.
– Да, пустыня – она такая. Пескам верить нельзя.
И он посмотрел на раскаленную присыпанную песком и пустую в эту самую минуту дорогу.
Конец.
