Не все. Нам бы смочь хотя бы это. Чтобы потом домой…
– Собирай своих подопечных. Я хочу убраться отсюда. Очень.
– Хорошо, – раздался судорожный выдох. – Я сейчас, я быстро.
* * *
Тепло, сухо, спокойно.
Тихий и защищенный от чужих глаз дом Учителя привычно пах разбросанной по углам травой. На деревянном полу играли в шахматы солнечные квадраты, поскрипывал на ветру приделанный снаружи к ставням ветряной флажок, медленно унимались, пытаясь спуститься обратно на пол, потревоженные шагами и воздушными потоками пылинки.
Наверное, в этот момент Тайра устраивала бывших пленников в доме лекаря. Она сказала, тут недалеко, через улицу. Дойдут? Может, не дойдут, но и я уже не донесу…
Мое совершившее очередной прыжок тело ощущалось непривычно легким, почти невесомым и совершенно пустым. Ни сил, ни мыслей, ни энергии.
Зато пациенты теперь далеко от замка, и можно расслабиться.
Ив сидел рядом, на подлокотнике, и тоже смотрел в окно. Оба уставшие, мы с ним молчали с самого прибытия в Руур. Я старалась думать, но выходило у меня плохо – мысли, стоило обратить на них внимание, словно почуявшие струю дихлофоса клопы, отчаянно быстро разбегались в стороны – не поймать. А о чем думал смешарик, я даже не могла предположить.
Хотелось есть, пить и спать одновременно, и наряду с этим не хотелось вообще ничего – удивительно вялое и при том почти приятное состояние. Парадоксально странное. Казалось, оставь меня в этом старом протертом кресле посреди молчаливой гостиной, и я буду сидеть здесь вечно, пока не покроюсь слоем пыли, не обрасту мхом, пока не потрескаюсь от времени. Пространство зыбко, время бесконечно. Мое сознание, как и реальность, периодически двоилось.
– Так что ты сделал с ним?
Я чувствовала, что для сохранения трезвости разума, мне требовался диалог, а потому обратилась с вопросом к единственному способному говорить в этой комнате существу – Иву.
– А?
Смешарик, видимо, тоже пребывал в мыслительной коме. Когда он в последний раз ел? За завтраком? Он уже долго здесь, на Архане, без привычных ягод, без друзей.
– Говорю, что ты с ним сделал?
– Ем?
– С Уду.
– А-а-а… – Ив вдруг захихикал совсем как ребенок, ожил, заблестел потухшими, было, глазами. – Я иво. Учил.
Научил? Проучил? Выучил? Обучил? Переучил? Черт сломит ногу, пытаясь разобрать отрывистый язык фурий.
– Что ты с ним сделал?
– Олго.
– А я не тороплюсь. Рассказывай.
– Робно?
– Подробно.
И он начал рассказывать.
5 минут спустя.
– Что значит, ты заключил его в вымышленный мир?
– Ну… я…
И на следующие несколько минут вновь понеслась разрозненная по слогам речь, зато какая вдохновенная! Кажется, кто-то всерьез гордился принятым решением. Ведь сдержал данное слово – не убил, не покалечил – молодец!
Молодец, ага… Изобретательный.
По всему выходило, что с бедным Уду (а после рассказа Ива я могла называть его только так – «бедный Уду») приключилось следующее: чтобы выполнить все условия сделки, в том числе «ни убий», смешарик принял прекрасное, как ему показалось, решение – поместить сознание колдуна в вымышленный мир, где оно будет обитать вечно. Захочет колдун прогуляться? Пожалуйста. К его услугам прекрасный лес, озеро и луг. Захочет отдохнуть? На берегу всегда стоит дом. Захочет поговорить? Рядом бабушка-служанка и ее садовник-сын. Общайся – не хочу. А если Уду вдруг решит поколдовать, то вспомнит совсем не те слова, которые причинят кому-то вред. Ну, в крайнем случае, наколдует шариков, лент, игрушек или вкусняшек…
Мда. Это очень «по-Ивски».
– Так объекты-то будут появляться в физическом мире?
– Дя!
– Но реальных слов заклятий он не вспомнит ни одного?
– Неть.
– Умно. А как же он будет перемещаться, слышать и говорить с людьми в «невымышленном» мире?
Выяснилось, что, увы, никак. Благодаря фурии, Уду навечно стал слепцом, сумасбродом и калекой. Безобидным, впрочем, калекой.
– Жестко, – качнула головой я. – Но по заслугам. А вернуть его разум назад кто-то сможет? Ну, в случае необходимости.
– Я, – лаконично ответил Ив, повернулся к окну и надолго замолчал.
В лучах света все еще танцевали последние неугомонные пылинки; у моих ног лежал завернутый в гостиничное покрывало шар.
– Дина, Дин… просыпайся. Пора домой.
– Домой?…
Оказывается, к возвращению Тайры мы – я, откинув голову на спинку кресла, и смешарик на моих коленях, – успели задремать. В горле першило, веки не желали разлепляться, хотелось пить. Я кое-как вернула затекшую шею в вертикальное положение и потерла щеку ладонью.
– Сил нет. Вообще.
– Знаю. Но нужно постараться, я помогу, чем сумею.
Я протяжно вздохнула. Напрягаться не хотелось – хуже, не моглось.
Солнечные пятна к моменту моего пробуждения успели выполнить на полу рокировку; я хмуро огляделась по сторонам.
– Как… пациенты?
– О них теперь позаботятся.
– Значит, все? Можно домой?
– Нужно. Наши дела здесь закончены, не ночевать же еще одну ночь в Рууре?
– А почему нет? – идея о том, чтобы как следует выспаться пусть даже на деревянном и жестком полу выглядела заманчивой. Я перевела взгляд на Тайру и впервые за все это время заметила, насколько она бледна. Белки глаз покраснели, под веками залегли темные круги. – Тебе бы тоже выспаться.
– Знаю. Но во дворце скоро поднимется переполох. Скорее всего, уже.
– И что? Оасус далеко.
– Далеко. Но не для почтовых птиц, которые очень быстро принесут вести о том, что кто-то украл магический кристалл. Думаю, начнутся массовые обыски.
– Здесь? В Рууре?
– Не знаю. Не могу быть уверенной. Но лучше не ночевать.
Не ночевать, ясно. Тогда надо бы собраться. Мое тело теперь казалось тяжелым, неподъемным, наполненным свинцовой крошкой; Ив нехотя перебрался с моих коленей обратно на подлокотник, широко зевнул.
– Блин, мы все полумертвые, а ты про прыжок…
Тайра опустилась передо мной на колени и улыбнулась. И эта улыбка казалась здесь странной, неподходящей обстановке так же сильно, как не подошел бы ограде адских ворот вьющийся зеленый и вкусный виноград.
– Нордейл. Уютные улочки, кафе «Вишневый сад», малиновые десерты…
– Ты о чем?
– Твой особняк, запах свежих булочек с корицей, работающий телевизор.
