* * *
– Кто ты, сволочь? Кто ты… тварь? Что ты?
Вжавшись в стену, Уду уже не пытался сдвинуться с места – он попытался секунду назад, а перед этим еще дважды, и каждый раз то, что висело перед ним в воздухе, все шире раскрывало зубастую пасть.
– Ты… Ты схек, которого я звал прошлой ночью? Ты… Гхевалл? Да, верно, ты – Гхевалл. Я же поставил тебе кровь – там, за портьерой, налил целую миску. Иди, лакомись!
Застывший перед лицом монстр не реагировал на слова. Он вообще, казалось, ни на что не реагировал – Гхеваллы так себя не ведут: они, задобренные жертвой, всегда приносят с собой нужные вести – предсказывают будущее. Так должно было случиться и теперь, Уду выполнил все с особой тщательностью: нарисовал на полу символ катрана, обсыпал его по краям серой, положил в центр треугольника кость – хорошую выбрал, не голую, с мясом, – границу между катраном и собой проложил синиль-травой – мощнейшим оберегом…
Но Гхевалл не пришел. Впервые на его памяти. Что-то пошло не так, и монстр собственной персоной воплотился в физическом мире? Не мог, не должен был он уйти от мертвых, не посмел бы переступить черту! Но… переступил.
– Я дам тебе, что скажешь… Уйди.
Этот поганец должен был оставить в центре треугольника метки, как и всегда. Уду бы их расшифровал, перевел и аккуратно, как делал ранее, записал в тетрадь. А миску с кровью он поставил на всякий случай, поберегся. И, как выяснилось, не зря. Или все-таки зря… Может, растравил исчадие ада, выбрал не свежую? Не долил?
– Что тебе нужно? Что?! Я всегда щедро платил дань, всегда приносил жертвы, всегда делился энергией. Что еще?!
Сплести бы удушающую волну, поставить бы блок, вот только все сильнее немеют пальцы и все слабее становятся колени. Куда утекает сила? Почему он больше не чувствует привязки к кристаллу? Что за неудачный, начавшийся с синей глины на подоле день? Ведь знал – плохая примета, потому и злился на Рихтана. Знал.
Висящая в воздухе тварь приближалась медленно, аккуратно, размеренно. Наслаждалась выражением лица загнанной жертвы, ее страхом, обреченностью. Но Уду никогда не чувствовал обреченности раньше, верно не ее это след и теперь. Просто растерянность. Ну, может, страх…
Зубастая пасть все ближе, а колбы с ядом у стены на столе – не дотянуться и не притянуть. Уду взмолился:
– Оставь живым, и я исполню любую твою прихоть. Сооружу проход обратно в твой мир, принесу еды, органов, если надо, теплых еще… Забирай здесь, что хочешь. У меня редкие порошки есть, снадобья. Если надо кого убить, помогу, если надо силу – подпитаю…
Сила монстру была не нужна. Горели желтым и злым огнем выпуклые глаза, бритвенно-острые зубы, усеявшие рот, как колья на дне ущелья, принялись медленно вращаться.
Он же сожрет… Сожрет живьем…
Не было такого конца в Предсказании, не было! Уду знал его наизусть: сначала Правитель,… затем придет другой, по имени Джердин, и взойдет на престол, но править будет недолго. Затем Джира, потом их недоросль сын… Но он – Уду – он будет жить долго – так гласили метки, так обещали духи.
– Я… еще не пора! Не мне… Уйди, тварь, уйди!!!
В этот самый момент нечувствительный ни к просьбам, ни к задабриваниям, ни к мольбам клыкастый шар кинулся вперед.
Уду тонко и пронзительно завизжал.
Смешарик появился в подвальной комнате тогда, когда Тайра заканчивала работать с последним «пациентом».
Я вынырнула из мыслительной комы, открыла глаза и непроизвольно напряглась.
– Ив? А где Уду?
– Ету.
– Нету?
– Ету.
– Что значит «нету»? Ты его убил?
– Неть.
– Покалечил?
– Неть.
– Тогда не рассказывай, пока не хочу знать… Только скажи, он нам не помешает?
На прозвучавшем в ответ третьем «неть» я прекратила свои расспросы.
Один за другим приходили в чувство люди – стонали, кашляли, шевелились, пытались подняться с лежанок. Тех, у кого это получалось, Тайра рассаживала вдоль дальней стены и просила не волноваться, не делать резких движений и по возможности не разговаривать. Чувствовалось, что разговаривать им пока так же тяжело, как и осознавать, что же с ними произошло. Мы с Ивом на данном этапе были бесполезны, и потому просто наблюдали.
Когда шар поделился жизненной силой с последним пленником, и тот надрывно закашлялся и открыл глаза, подруга аккуратно подложила под голову мужчине, чье лицо казалось пергаментным, ткань, в которую был завернут кристалл, и тут же подползла ко мне.
– Дин, мы должны их отсюда вывести, пожалуйста.
– Но…
– Я знаю, мы на это не рассчитывали, но мы не можем так просто оставить их здесь. Сюда придет стража, всех снова запрут в камерах. Потом будут разбираться, допрашивать, возможно, пытать.
Я судорожно сглотнула. Нет, мы не рассчитывали на дополнительный прыжок – наоборот, все это время старались избежать его.
– Может, по коридорам?
– Они почти не ходят. Слишком долго, нас всех поймают. Тем более, ворота, стена…
Да, стена.
– А если попросить Ива?
– О чем?
– Проделать в ней дыру.
Даже при свете шара, который, казалось, больше подчеркивал мрак, нежели рассеивал его, я видела, как губы Тайры неодобрительно поджались. Нет, она злилась не на меня – я знала, – а на ситуацию, в которой нельзя было рисковать.
– Дин, пожалуйста. Мы должны… Нельзя оставлять их здесь.
Я молчала.
Спертый воздух, духота, холодные камни пола и опостылевший вконец замок. Быстрее бы отсюда.
– Но куда их? За ворота?
– Нет, их бы в Руур.
– В Руур?
– Да. Там хорошее отношение к бездомным и больным, там им помогут. А здесь я за них боюсь.
– В Руур, – покорно произнесла я, почему-то чувствуя апатию. – Но нам потом может не хватить сил на прыжок домой.
– Хватит. Я поделюсь с тобой энергией, – да уж. Глядя на изнеможенную последней процедурой Тайру, я сильно в этом сомневалась. – Я сейчас всех подниму, заставлю их взяться за руки, я все подготовлю…
– Только я не…
– Что?
– Я не буду переносить мертвого.
Мне было бы сложно это объяснить, и, чтобы не выказывать слабость и не тратить лишних слов, я отвернулась. Даже мой затылок ощущал, что там, в углу, накрытый тряпками, лежит труп. И касаться его было бы неправильно, отвратительно, дико. Да, пусть слабость…
– Дин, ему уже не помочь. Его не нужно переносить, – раздался мягкий голос, и Тайра взяла меня за руку. – Конечно, было бы правильным похоронить его по чести, но я понимаю – мы можем не все.