Мы устали.
Да и как не устать, то покоряя бесконечные холмы, то медленно, оставляя за собой борозду следов, сползая с них? Температура, стоило солнцу замерцать на прощание уходящими лучиками, вдруг упала настолько, что недавняя жара неожиданно вспомнилась нам с грустью: лучше бы она осталась – эта жара, – пусть не такая ярая, полуденная, но та самая вечерняя, когда уже не печет макушку сквозь ткань, но все еще тепло.
На ужин мы разделили между собой остатки пирогов, а Иву выдали вконец засохший торт с персиками.
Ни ковриков, чтобы на них спать, ни подушек под голову, ни палатки, ни костра. Лишь два утомленных сидящих на песке силуэта и один маленький пушистик, пытающийся разгрызть ссохшийся корж, который мы положили ему на сумку.
– Ну что, вот и прошли первый день? – от усталости даже есть не хотелось – хотелось завалиться на бок и спать, спать так долго и беспробудно, чтобы, проснувшись навсегда забыть о том, что мы когда-то решились на эту авантюру. Красивую, в общем-то, авантюру. Грех жаловаться, когда над головой такое небо – густое, сплошь покрытое красно-фиолетовыми всполохами, живописное, – а погасшие холмы напоминают снятую фотографом-профессионалом рекламную открытку. Нет, жаловаться не хотелось, но утомились мы изрядно. Гудела трансформаторной будкой голова, болели пятки, ныли вынужденные пружинить много часов напролет колени – непривычно, тяжело, но почему-то здорово.
– На ночь я поставлю вокруг нас щит, – вещала Тайра, инвентаризируя сумку с продуктами, – он будет удерживать тепло, иначе замерзнем.
– Хорошо, когда у тебя способный друг, – отозвалась я вяло, примостив подбородок на ладони и глядя на горизонт; на небе сквозь синеву начали мерцать далекие звезды. Вот, словно крохотный бриллиант, поймавший на одну из граней лучик света, мигнула одна, затем появилась вторая, третья.
– Это точно. Потому что, если бы не способный друг в твоем лице, мы бы вообще сюда не сунулись.
– Я как-то постоянно об этом забываю.
Смешарик тщательно грыз кусок торта – периодически слышалось чавканье. Пирожок в моих пальцах едва уловимо пах тестом, но больше чем-то неприятным – пылью?
– Наверное, они все-таки подпортились.
– Может быть чуть-чуть, но ты не переживай, я научу, как правильно есть еду, которая может причинить вред. Так бы вообще по уму есть всякую еду, а не только опасную, но знание – оно, как известно, иногда соскальзывает из мозгов и перестает применяться даже тем, кто является его носителем.
– Есть такое.
– Так что ты пока не откусывай.
Да я и не торопилась. Вот если бы у меня в руках был кусок горячей жареной курицы, а к нему был подан прохладный ананасовый сок, тогда моя трапеза началась бы гораздо раньше.
– Соку бы. Ананасового, – пожаловалась я неизвестно кому.
– Нанасо. Вого, – подтвердил с полным ртом смешарик и тоже вздохнул – вспомнил, как оно бывает, когда вкусно.
– Ничего, – подбодрила нашу упавшую духом компанию Тайра, – завтра, Бог даст, встретим караван, а там и поедим как люди.
– Если только отыщем изображение Оаусуса.
– А не отыщем, так поедим в Нордейле, так? В любом случае, все будет хорошо.
Ну, если подходить к этому с оптимистичной точки зрения, то да.
Подруга, тем временем, села рядом со мной на песок, критически осмотрела пирожок, который держала в пальцах, и начала пояснять:
– Вот смотри. Любая еда – это энергия – один из ее типов, который в твоем теле преобразуется в другой тип энергии, нужный телу. Чтобы пища, даже если она уже несвежая, усвоилась хорошо и принялась организмом, не вызвав ни отравления, ни болей, с ней нужно поработать до того, как ты положишь ее в рот.
– Каким образом? – я критично смотрела на зачерствевшую выпечку.
– Все довольно просто. Представь, как энергия, которая льется из твоего сердечного центра, проникает в еду, заполняет ее собой, заставляет светиться и одновременно убивает все ненужные микробы и бактерии. В тот момент, когда ты запускаешь этот процесс, вложи и ясное четкое намерение: «Пусть та еда, что находится передо мной, начнет обладать лишь полезными для организма качествами – сохранит питательную ценность, витамины и элементы и избавится от вредного и ненужного». Параллельно с этим активируй фильтр, который находится в твоей ротовой полости – запусти его. Ну, положим, представь, что твой рот – тоже некий источник света, который помогает пище, которая через него проходит, обрести лишь полезные качества, а слюна является нейтрализатором ядов, равно как и наполнителем энергией благодарности. Таким образом, все, что ты жуешь, благословляется и очищается, но не автоматически, а от твоего намерения. Оно здесь очень важно, понимаешь? Подобный процесс нельзя поставить на автомат или же применить его к первому укушенному куску и думать, что все остальное само обезвредится.
– Поняла, – теперь я смотрела на пирожок задумчиво, но уже без отвращения. – А почему энергия должна литься из сердечного центра? Дрейк говорил, что существует еще «море» энергии, которое находится в теле каждого человека, а так же место, которое называется «океан» энергии.
– Правитель правильно говорил, но в данном случае подключить сердечный центр будет вернее всего, так как именно оттуда льется энергия Любви, а именно ей приписывают подобные чудеса. К тому же, так как энергия Любви проходит через сердечную чакру, она уже наделена определенными свойствами, и поэтому очень хорошо подходит для трансформации еды.
Возможно, я не до конца понимала все тонкости очистительного механизма, о которых говорила подруга, но интуитивно чувствовала, что она права, а посему не стала закидывать ее дополнительными вопросами – вместо этого принялась запускать в своей ротовой полости световой фильтр.
Чем раньше поедим, тем раньше завалимся спать. Вот спать-то на песке будет неудобно, пусть даже на теплом.
После обработки сердечной энергией пирожок показался не приторным на вкус, а обычным, разве чуть жестковатым. Удивительно, но пылью не пах. Может, показалось? В любом случае, тех двух, что были выданы мне на руки в качестве ужина, через минуту уже не бывало. На языке остались лишь крошки и далекий привкус нордейлского лука; булькнула в бурдюке вода.
– А знаешь, ведь еде можно придать любые свойства таким способом, который я тебе описала, – Тайра жевала задумчиво и тоже смотрела на ссохшуюся сдобную корочку.
– Какие, например?
Небо слева от нас посинело до чернильного оттенка; ветер к ночи стих, и вокруг воцарилась абсолютная, какая, наверное, бывает только в космосе, тишина.
– Можно напитать еду таким образом, чтобы никогда с нее не толстеть, чтобы ничего не откладывалось в жир, а можно наоборот – чтобы прибавлять в себе. Можно ей лечить усталые органы, можно программировать ее на то, чтобы при попадании в организм, она изгоняла болезни.
– Теперь я понимаю, почему знания из века в век так тщательно скрывали.
