Вода текла слабо. Иногда напор усиливался, иногда почти спадал на нет, и душ принимался капать, как прохудившийся кухонный кран, но я искренне и от души наслаждалась процессом. Терла жестким минералом ступни и бока, соскребала с шеи скатавшуюся грязь, щедро ополаскивала лицо и затылок. Не сетовала даже на тот факт, что для того, чтобы набрать в ладони воды, иногда приходилось ждать по целой минуте – не беда, я никуда не торопилась.
Синее небо к этому часу порозовело и теперь цвело над крышами алыми всполохами, наливалось густотой, золотые лучи сделались червонными; горел закат. Покачивалась под ласковым и все еще жарким ветром занавеска, поскрипывали, не отдавая воздушному потоку свою добычу, зубастые, держащие клеенку защипки; потрескавшаяся глина окончательно размякла под ступнями, сделалась скользкой.
Хороший душ, немного душноватый, но очаровательный. Теплый ветер, теплый вечер, исключительно красивый вид простирающегося до самого горизонта небосвода – такого не увидеть даже в Нордейле – все скроют высотные строения. А здесь ширь, гладь, глубина и прекрасная первозданная бесконечность.
Когда процесс омовения был завершен, я вытерла волосы старым и протертым почти до дыр полотенцем, натянула на себя домашнюю хлопковую майку и штаны, обулась в вычищенные от песка сандалии и отправилась к крыльцу, на котором, потягивая купленный нами по пути домой сок мулли, сидела Тайра. Ив грелся на ступенях рядом, отдыхал.
– Хочешь? – в мою сторону протянулась вторая чашка, доверху наполненная ярко-желтой прозрачной жидкостью. – Я тебе уже налила, попробуй – очень хорошо утоляет жажду и голод одновременно.
– Еще один местный «похудин»? Его бы в наших аптеках продавать – отбоя от клиентов бы не было, – апатично заметила я, но чашку все-таки взяла. Осторожно принюхалась к содержимому, долго смотрела на него, не решаясь попробовать. – Не уверена, что мне понравится.
– Ты сначала попробуй. Очень вкусный, между прочим.
– И не из паутины?
– Из местных фруктов.
– А разве здесь растут фрукты? Ведь они растут на деревьях, а деревьям нужна влага.
– Так и есть, – рассеянная Тайра задумчиво смотрела куда-то вдаль; ее черные волнистые волосы, теперь разбросанные по плечам, трепал ветер, – плоды мулли растут на деревьях. Только эти деревья очень уродливы: с кривыми ветками и узловатым стволом – тебе навряд ли понравится их вид, – а корневая система уходит так глубоко в землю, что эти растения почти не требуют влаги извне. Но плоды очень вкусные.
И очень дорогие – об этом она сказала мне еще тогда, когда мы выбирали их на рынке. Сок мулли – напиток богатых людей. Питает организм множеством витаминов и минералов, не слишком сладкий и помогает не только утолять жажду, но и сохранить женщинам стройность. Панацея от ожирения, в общем. Повезло местным. А ведь кому-то для того, чтобы сбросить лишние килограммы, приходилось наматывать километры по сырому утреннему парку. Да, было дело.
Напиток я пригубила осторожно – не столько глотнула, сколько смочила язык и губы. И удивилась: сок действительно оказался вкусным. Непривычным, чем-то напоминающим терпкий коктейль из смеси манго и папайи, сдобренный молотой корой, но по-своему мягким, обволакивающим и приятным. Второй глоток дался мне куда легче первого; глядя на меня, Тайра улыбнулась.
– Нравится?
– Вкусно.
– Я знала, что тебе понравится.
Она отвернулась и стала снова смотреть на ограждающую задний двор невысокую каменную стену.
– А ты не будешь мыться? Жарко ведь было весь день. Ты не вспотела?
– Почти нет. Я немного умею контролировать температуру тела, и поэтому не так сильно потею в жару.
– Здорово. Научишь меня как-нибудь?
Я спросила вовсе не праздно. Понимала, что, наверное, это сложный процесс, и постигать азы энергетической составляющей человеческого тела мне придется долго, но, тем не менее, я была на это согласна.
– Конечно. Это не так сложно на самом деле, просто требуется тренировка.
– Как и везде.
Мы помолчали. Тень от душевой трубы вытянулась; ее то закрывала, то оголяла другая беспокойная тень – от сохнущей на ветру занавески. Наверное, уже высохшей.
– Слушай, а как получилось, что система трубопроводов в Рууре не развита, а к Киму во двор проведена вода? Ведь она поступает не из центральной системы водоснабжения?
– Конечно, нет, здесь нет единой системы водоснабжения. Воду качают из глубоких колодцев, вырытых либо в общественных местах, либо прямо во дворах, но это редко, потому что дорого. Домой ее носят в ведрах и чаще всего женщины, потому что мужчины заняты более важными делами.
– Ну, как обычно, – пробормотала я.
– А Ким, – продолжила объяснять Тайра, – когда-то понял, как соорудить насос и как сделать так, чтобы вода текла по трубам в дом. Думаю, для этого он подключился к общему информационному полю, в общем, каким-то образом считал детали из другого места. Может, путешествовал вне тела? Не знаю. Я до сих пор о нем многого не знаю.
Раздался тихий, едва уловимый вздох, и повисла пауза, в течение которой я успела подумать о том, что это здорово, когда ученик всегда с любовью и уважением отзывается о своем учителе. Что-то в этом есть правильное. Старинное и правильное. И здорово, что сегодня под деревянными половицами мы вновь запрятали мешочек, из недр которого не потратили ни гельма, но добавили туда столько же своих монет. Эти деньги принадлежали Киму, пусть даже сам он уже ушел из физического мира. От нас не убудет, а ему будет приятно. В это верила я, в это верила Тайра.
– А как получилось, что о его трубопроводе до сих пор никто не узнал?
– Учитель накрыл этот дом.
– От чужих глаз?
– Да, выстроил защиту. Сюда за все это время никто, кроме меня и тебя, ни разу не зашел.
– Я не обижусь, если так будет и дальше.
– Я тоже, – Тайра улыбнулась.
Чтобы не продолжать грустный для нее разговор, я сменила тему.
– А здорово ты сегодня врала этому Абе, так вдохновенно. Про Правителя, про его интерес к картинам, про колоннаду, которую он бы хотел ими украсить.
Нет, я ни в коем случае ее не укоряла, скорее, восхищалась талантом находить нужные для любого собеседника слова, и Тайра это знала, и оттого улыбка на ее лице сделалась совсем уж озорной.
– Не так уж я и врала, между прочим.
– Но ты же не знала, хочет он украсить колоннаду или нет?
– Не знала. И именно поэтому это нельзя называть враньем.
– Как это так?
– Ну, когда сочиняют сказки, то ведь тоже не врут, верно?
– Э-э-э…
– Не врут, но выдумывают. А выдумывать – это не одно и то же, что «врать». Это называется сочинять. А ложь – это когда человек заведомо знает одну истину, а подменяет ее другой.
