После этого ответа спокойней мне не стало. Ведь если ситуация станет критичной и придется прыгать обратно в Нордейл, я должна быть уверена, что смогу перенести нас всех троих обратно. А если прыжки отсюда отнимают столько сил, то совершать их часто ни в коем случае нельзя.
– Да мы и не будем часто, не волнуйся, – подруга, кажется, никогда не теряла оптимизма. – У нас еще есть еда Клэр, а если удастся что-то продать, то хватит денег на местную еду. Справимся.
Мы справились – это да. И именно по этой причине обедали теперь в «ЛуухмаТраме» в Рууре, а не в «Вишневом саду» в Нордейле – экономили мои силы. И, судя по тому, во сколько нам обошелся первый обед на двоих (троих?), заработанного нам хватит для того, что прожить на Архане до конца года, а то и дольше.
Волноваться не о чем. Да? Наверное, да.
Похлебка удивила – оказалась вкусной: наваристой, с сырной корочкой, с незнакомыми травами и баландой из мягких овощей – совсем не приторной, как я опасалась. Местный хлеб таял во рту и отличался сладковатым и одновременно соленым привкусом – необычное и приятное сочетание.
– А где вы берете муку? Ведь здесь нет чернозема, пшеница не растет, другие культуры, как я понимаю, тоже. Из чего местные пекут хлеб?
– Из муки.
С обедом мы не торопились. Смаковали еду и питье, растягивали отдых, общались. Тайра уже наелась до отвала, но все равно не могла отказать себе в удовольствии отщипнуть от свежеиспеченного ломтя кусочек-другой.
– Только это не такая мука, как у вас, – пояснила она, – это другая мука. Вы делаете ее из растений, а мы из яиц. Это сушеный порошок яиц несухи, поэтому и вкус другой. Я когда попробовала ваш хлеб, тоже сначала удивилась отличию, а потом Стив мне все объяснил. Про пшеницу, овес, кукурузу. Счастливые вы – столько всего растет.
– Счастливые «мы», – поправила я ее. – Ты теперь тоже там живешь.
– Это да…
В желто-зеленых глазах промелькнула искорка грусти, и я точно знала, с чем она связана – с читающейся по лицу мыслью: «Вот бы жителям Архана такие же поля, урожаи, воду. Насколько бы легче было здесь выживать».
Я была согласна с Тайрой, но лишь отчасти. Все миры уникальны именно тем, что в каждом из них присутствуют свои ограничения. В ее родном мире мало влаги и много песка, почти ничего не растет, и постоянно палит солнце. Но именно здесь другие животные и птицы, другой тип эволюции, развития, обучения, другие привычки, традиции и вкус блюд. В моем родном мире, как и на Архане, очень сложно работать с энергией – накапливать, – и поэтому социум Земли установился на совершенно иных понятиях, нежели взрастил тот же Мир Уровней; у нас все полагаются на умение, воспитание, полученные и переданные через поколения знания. Мы разные, потому что количество доступных ресурсов разное. К этому можно относиться с грустью и обидой, но это, увы, нормально. Выдай всем всего поровну, создай одинаковые условия, и все миры станут чем-то схожи, начнут отражать друг друга, зеркалить. А так – согласна, да, – сложно, но интересно, и везде сохраняются уникальные места и обычаи.
– И все-таки здорово ты придумала с этими зеркальцами и духами, – прервала мои вялотекущие мысли Тайра. Я еще не доела похлебку, а она уже вовсю потягивала пахнущий не то корицей, не то ее местным аналогом (не приведи мне Господи, спросить из чего он состоит, этот аналог) «чай». – По меркам Руура мы заработали очень много, я даже не ожидала. Как быстро все разошлось, да?
– Это точно.
Я бы, наверное, как и она, позволила себе полноценно радоваться, если бы одна скребущая мой затылок мысль: правильно ли я поступила, переместив вещи из одного мира в другой? А что, если мой поступок изменит нормальный ход вещей, исказит будущее, еще ненаписанную историю? Все мы слышали про «эффект бабочки» и никогда не знаем точно, в чем она – эта самая невидимая бабочка – заключается. Куда поставить ногу, чтобы ненароком не наступить на ее крыло? Казалось бы, зеркальца, флакончики – что может быть проще? Но что если эти флакончики наведут кого-то на подозрение, на те самые мысли, которые бы попросту не родились, не принеси я из Нордейла в Архан незнакомый парфюм? Не решат ли местные жители исследовать, из каких материалов состоят украшающие обод зеркал кристаллы, не придут ли к выводу, что подобных соединений в их родном мире еще не изобрели?
Мда. Что ж, это риск, на который порой приходится идти, и если я окажусь замешана в процессе «искажения» арханской истории, то мне потом это и исправлять. Если, конечно, силенок и знаний хватит.
Я выпихнула тревожные мысли из головы – все будет хорошо. Пахучая вода существует и здесь, чистые отражающие поверхности – не такая уж диковина, когда под рукой серебро, а стекло, как я уже заметила, здесь давно в ходу. Что до колпачков, венчающих заморские пробники, так они стилизованы под фальшивое золото – где такого не делают?
В общем, время покажет. Деньги теперь есть, риск продолжать не стоит, так что пора бы нам переходить ко второму шагу нашего плана – перемещению в Оасус. Осталось выяснить, каким образом это легче всего сделать.
– Тай, скажи-ка мне вот что… – я задумчиво почесала сквозь ткань свой вспотевший затылок – в помещении по сравнению с улицей царила прохлада, но ее явно не хватало для того, чтобы перестать потеть. – У вас есть сувенирные магнитики?
– Магнитики?
– Да, магнитики – мы такие крепим на холодильник, – при упоминании холодильников, о которых здесь слыхом не слыхивали, я смущенно умолкла. – Ну, может, ты их не видела. Это такие маленькие пластинки, которые крепятся задней поверхностью на металл, а на их передней поверхности напечатано изображение какого-либо места. Чаще всего их привозят как сувениры из путешествий.
– А-а-а, я такие видела у Стива, поняла, о чем ты. Нет, у нас таких нет.
Плохо.
– А календари есть?
– Нет, это ведь бумага – очень дорого. К тому же, чем на ней рисовать? Фотографии ведь тоже нет. Это не Нордейл, где в каждом киоске продается много журналов с десятком картинок на каждой странице.
– А как же вы следите за датами?
– Делаем засечки. Существуют специальные солнечные календари – с камешками и палочками.
Ух. О сложностях я, конечно, подозревала, и, кажется, мы только что столкнулись с первой из них.
К этому моменту в помещении стало тихо: хозяйка «Луухмы» поднялась по каменной лестнице наверх, где, вероятно, решила после обеда вздремнуть, унес свою «балалайку» прочь бродячий музыкант – может, наигрался, а, может, устал сидеть под лучами достигшего пика безоблачного небосвода солнца. Перестал чавкать смешарик – догрыз свой «рахат-лукум» и теперь мирно сопел в окружении сдвинутых в сторону монет и долек нетронутой хурмы.
– Видишь ли, в чем дело… – платок хотелось снять, а слежавшиеся волосы разворошить пятерней. – Для того чтобы я смогла перенести нас в Оасус, мне нужно его увидеть. Не полностью, но хотя бы какое-то место, принадлежащее этому городу. Я не могу полагаться на словесное описание – оно всегда будет содержать размытые детали, а если создам в своем воображении неточную картину, то могу очутиться в несуществующем месте, которое Вселенная попытается для меня создать – так объяснял Дрейк. Он так же говорил о том, что если сил на создание у меня не хватит – а у меня одной их никогда не хватит – не в этом и не в следующем веке точно, – то я подвергну себя риску перемещения в тонкое время и неизвестную точку пространства, откуда будет сложно или невозможно вернуться. Именно поэтому мне требуется увидеть Оасус. Хоть как-нибудь.