– А мне очень жалко было, что не могу с тобой танцевать. Даже грустно сделалось. Ведь никогда же не смогу!
– Почему никогда?
Андрей неопределенно пожал плечами и поднял рюмку.
– Не знаю, все время хочется вернуться в молодость и вцепиться в тебя! С Новым годом!
– С Новым годом! – Катя пригубила шампанское, потом смелее глотнула.
– У меня ведь совсем другая жизнь. И то, что сейчас происходит между нами, это такое серьезное отступление от той моей жизни. Мне и самому странно. – Он внимательно, с вопросом на нее смотрел. – Даже то, что я тебе сейчас все это говорю, это тоже необычно. Я никогда и никому ничего такого не стал бы говорить!
Катя не отвечала, машинально, от растерянности сделала еще глоток из бокала, подняла напряженный взгляд на Андрея:
– Ты жалеешь об этом?
– Да нет, что ты! Иногда я думаю, что мне никогда не было так интересно жить. Но иногда… – он усмехнулся и замолчал.
– Что иногда?
– Иногда, ни с того, ни с сего, так пусто вдруг делается. Словно пропасть впереди и меня в нее тянет, или даже я лечу в эту пропасть и ничего не могу поделать! – Он налил водки, выпил и закончил. – И страшно не от пропасти, а от пустоты! Что это за чушь? У меня столько дел и вдруг пустота?!
Катя молчала.
– Ты где завтра Новый год встречаешь? – спросил Андрей.
– Дома или в «Мукузани», непонятно еще.
Андрей с грустью, задумчиво глядел. Взял ее руку в свою ладонь.
– Хотел пригласить тебя на Новый год, но что я скажу? Вот мой друг Катя? – Он криво усмехнулся. – Светлана никогда не поверит, что у нас ничего не было. И почему я должен что-то объяснять?
– Да-да, это сложно, наверное. Мне жалко было бы потерять тебя. Я так привыкла. – Катя смотрела на него пристально. – Я иногда плачу ночью, что тебя нет рядом, не рыдаю, но просто слезы текут от обиды. Это глупо, да? Я – эгоистка?
– Плачешь?
– Да, я вообще плакса! Отец говорит, я в дождик родилась. – Она рассмеялась.
– Ты не похожа… – Андрей с удивлением смотрел на нее и думал о чем-то.
– А ты хотел бы большего между нами? – спросила Катя отважно и, не выдержав вопроса, трусливо отвела взгляд и стала наливать себе воды.
Официант подошел поменять приборы. Андрей молчал.
– Тут все очень непонятно. – Он, то ли шутливо, то ли серьезно вздохнул, подпер рукой висок и посмотрел на Катю. – Иногда, честно, очень тебя хочу, но это бывает коротко, и потом опять просто хочется, чтобы все было как есть! Просто, чтобы ты была рядом! Прямо, как в юности. Может, я влюбился?
Катя густо покраснела, попила воды.
– А если и я влюбилась?! Мне это очень приятно думать, и это же ужасно мучит. Такое ощущение, что я все время подглядываю кому-то в комнату, в спальню, может быть, не хочу, а подглядываю. Это так стыдно! Как будто мне там нельзя быть, а я есть!
Подошел, пританцовывая, разгоряченный распорядитель танцев, галантно извинился перед Андреем и пригласил Катю.
– Нет-нет, спасибо большое, я устала.
– Один тур безобидного вальса, Катюша, умоляю! Всего один! – настаивал кавалер.
– Не получится, простите меня, – Катя посмотрела на него так твердо, что он растерянно извинился и ушел.
Андрей сидел молча. Тер лоб. Потом поднял медленно взгляд:
– И что будем делать с этими нашими чувствами?
Катя молчала.
– А если бы я сейчас встал и ушел? Навсегда!
Катя глянула на него быстро, потом заговорила почти спокойно:
– Я бы плакала… Ох, как бы я плакала! – Она взяла его большую руку и, нагнувшись над столом, поцеловала. – Я же плакса! Но ты же не уйдешь?
Андрей потянулся к своей водке.
– Давай выпьем, хочешь? Давай, я согласна! – Катя взялась за шампанское, стоявшее в ведре со льдом. Андрей поймал ее руку и налил сам.
– Давай! За наше будущее! Не будем загадывать какое, пусть оно у нас с тобой будет!
– Давай! – Катя серьезно подняла бокал и выпила до дна.
Они потихоньку напились. Андрей приглашал Катю танцевать, и они ничем не отличались от других танцующих, прижимал к себе, говорил глупости, наступал ей на ноги, называл Лизой и звал в номера. Катя отвечала тем же и охотно соглашалась на все. Вышли из ресторана в половине второго. На улицах было людно, полно машин, Москва, готовая к встрече нового, 2015 года, сверкала арабскими богатствами нефтяной столицы, переливалась огнями и иллюминацией. Падал легкий снежок, какого всегда и ждут в новогоднюю ночь.
Они вышли из машины и, весело держась друг за друга, направились к Катиному подъезду.
– Ну?! Пока?! Я завтра заеду рано утром! Смотри, будь дома! – Андрей поднял руки обнять Катю. – Нет, не завтра, послезавтра! Да-да, послезавтра!
– Не хочу, чтобы ты уходил! – Катя, подобрав подол длинного платья, нетвердо шагнула к нему от двери. – Так хорошо! Это потому что мы выпили? Плохо, конечно, но что делать?! Я раньше совсем не пила… какие-то глупости говорю. – Она пошатнулась, не справляясь с высокими каблуками, и Андрей, обняв, удержал ее. – Может, пойдем куда-нибудь? Тут есть хорошее кафе рядом, или можно просто погулять!
– В кафе?! – Андрей крепко держал ее.
– Пойдем! – Катя решительно открыла дверь. – Больше пить не будем! Мы сегодня говорили интересно, а не договорили ни разу. Я все время что-то хотела тебе сказать! Сейчас вспомню!
В тамбуре перед второй дверью было темно, Катя на ощупь пыталась попасть в круглое отверстие замка. Андрей развернул ее к себе и нашел ее губы. Катя машинально взялась за него, отвечала не очень умело, но постепенно ее губы начали ощущать вкус его поцелуя. Он обнимал ее крепко, и она прижималась, голова плыла, ключи брякнулись из рук на пол, они не замечали, целовались и целовались в узком черном тамбуре. Они просто устали, Андрей присел, нашарил ключи, и они поднялись наверх.
Свет не зажигали, раздевались молча, у Кати голова кружилась так, что она падала, хваталась за Андрея, Андрей снял с нее дубленку, осторожно поцеловал, привлекая к себе, Катя и не пыталась понять, что происходит, ее руки сами обнимали его шею, и тело прижималось само, а раскрытые губы в полном мраке искали и находили его жадные губы.
Потом было что-то очень бурное и такое согласное, что никто из них этого не запомнил. Через час или через два они, протрезвевшие, лежали в постели. Горел ночник. Ветерок в приоткрытое окно колыхал занавеску.
– Тебе больно было? – спросил Андрей сипловатым полушепотом и приподнялся на локте.
Катя лежала у него на руке. Волосы растрепаны. Скосила на него глаза, вздохнула:
– Нет, я, кажется, не почувствовала, – ответила тихо. – Я вообще ничего не помню. Это потому что мы были пьяные? Или это так всегда?