– Извини, – отступив, опустил он голову. Еще недавно все казалось веселым розыгрышем. – О каких основаниях ты говорил? – обратился он к Крайну.
Ощутив чужой взгляд, посмотрел на Эдгара – в их разношерстной компании тот продолжал оставаться главным.
– Что?! – поинтересовался хмуро Агжей.
– Тебе ведь известно, что Мишель – наследница? – спросил тот.
Если бы Агжей знал, как все обернется…
– У меня были основания так думать, но – нет, я не знал, что она наследница. Более того, не уверен в этом и теперь.
– Почему?
Агжей вздохнул. Втянул его дядя…
Нет, втянул его не дядя, а король, которому вся эта ситуация была только на пользу.
– Эти воспоминания мутные, словно их пытались стереть. Если бы не эта история с Лайетом…
Агжей замолчал, отошел к окну.
Кроны деревьев не закрывали собой звездного неба. Не мрачного – многообещающего.
– Сила Повелителей просыпается лет в семь – восемь, тогда и проводят обряд, во время которого проверяют, не является ли ребенок наследником. Моя кровь не сумела пробудить аркаин. Отец тогда обрадовался. Мама…
Объяснить это было сложно и теперь, спустя много лет, но он не забыл сожаления, которое увидел в ее глазах. Сожаления, что это не он.
– Воспоминания стирал дядя?
Агжей оглянулся, вновь встретившись с понимающим взглядом Эдгара.
– Да.
– А Мишель? – без малейшего напряжения спросил Алекс.
– Для тебя это что-то изменит? – вновь не сдержавшись, глухо спросил Агжей.
– Нет, – спокойно и уверенно ответил де Риньи. – Когда принимал решение, знал достаточно, чтобы выбор был именно выбором. Да и не имело это по большому счету никакого значения, – как-то подозрительно легко улыбнулся он. – В то время – уже никакого.
– Мишель тоже проверяли. Аркаин спал, – кивнув, что услышал все, что тот хотел сказать, ответил Агжей.
– Тогда тем более стоит вернуться к моему вопросу, – не дал ему продолжить де Ашкер. – Я несколько раз провожал вашего господина Дорсэ во дворец. После одного из визитов меня вызвали к его величеству, где я получил приказ оказать Лайету ар Карзи всяческое содействие.
Агжей переглянулся с Алексом, потом посмотрел на Эдгара.
Сказать ничего не успел, за него это сделал де Борей:
– Не кажется ли вам, господа, что всех нас, мягко говоря, использовали?
– Кажется, – первым довольно улыбнулся Алекс.
– И, скорее всего, используют еще не раз, – поддержал его Агжей. Потом усмехнулся. Получилось несколько нервно, но уже без особого трагизма. – Не знаю, как кому…
– Кстати, а где Бриня? – не дал ему закончить Алекс.
То, что их всех все устраивало, было понятно и без лишних слов.
– Вон он, – кивнул Эдгар, указывая на каминную доску.
Агжей невольно посмотрел туда.
Свернувшийся на ней зверек был милым, безобидным и таким домашним.
Точно как и они.
Проснулась я не сама – разбудил шорох. В первый момент показалось, что было это в том самом сне, где я брела в лабиринте в поисках выхода, но шорох повторился, напомнив, где и почему я находилась.
Встав, поежилась – после тепла постели воздух воспринимался прохладным. Добравшись до окна, приоткрыла створку, практически сразу же ее захлопнув.
Бригитта скользнула внутрь, запрыгнув на стол, отпустила узелок, который тащила в зубах, и заверещала, рассказывая о своем путешествии в Нижний мир. Жаль, я не знала языка метаморфов, а то бы порадовалась вместе с ней, настолько довольной она выглядела.
– Что это? – воспользовавшись короткой паузой в ее повествовании, кивнула я на узелок. Похож тот был на большой бархатный кисет, украшенный вышивкой золотой нитью и россыпью мелких камушков.
Бригитта ответила, щелкая и посвистывая. Когда я качнула головой и улыбнулась, пару раз ударила хвостом по столу, явно сетуя на мое непонимание.
Посчитав, что мне ничего не остается, как самой разбираться с возникшим вопросом, подошла к столу. Передернула плечами – надо было накинуть хотя бы халат, но вместо того чтобы вернуться и одеться, взялась за завязанную узлом ленту.
Кисет раскрылся, достаточно оказалось одного прикосновения.
Бригитта опередила меня, тут же засунув внутрь сначала свой нос, а потом почти всю мордочку. Попытка вытащить ее успехом не увенчалась. Она била по рукам хвостом, извивалась, царапалась, пока не свалилась на пол вместе с добычей.
– Добилась своего? – опустившись на ковер, подхватила я белку на руки.
Стянув ткань с ее головы, перевернула узелок, вытряхивая содержимое: небольшой почтовый футляр на цепочке, чтобы можно было носить на шее, и крошечный флакон. Его-то я и подняла первым, поднесла к носу.
Бригитта и тут меня опередила. Обнюхала, лизнула и чихнула. Потом еще раз, еще…
– А я тебе говорила – не лезь! – пожурила я белку, у которой от постоянного чихания на глазах выступили слезинки. – И что теперь с тобой делать?
Белка посмотрела на меня жалобно-жалобно: мол, что хочешь, то и делай, сморщила носик и чихнула вновь.
Наблюдать за тем, как меняется выражение ее мордочки от растерянного до недовольного, можно было сколь угодно долго, но я решила продолжить осмотр. Не без труда приоткрыла пробку флакона, осторожно принюхалась. Розовое масло. Аромат сладкий, но тонкий, ускользающий.
Пчхи!
Взгляд Бригитты стал страдальческим, и она предпочла отползти подальше, а я, убрав флакон, взяла в руки футляр. Открыла. Сначала появился бутон. Белый, с едва заметными розовыми прожилками. Затем – записка, которую я тут же развернула.
«Я – Повелитель Повелителей! Сам бы себе завидовал, будь ты рядом со мной, но тебя нет. Тебя нет! Я только теперь понял, что мне не с кем будет совершать набеги на кухню или забираться на самую высокую башню города и кричать оттуда, представляя, что я – капитан на мостике фрегата, устремившегося в погоню за пиратским кораблем. Или…»
Не успела я испугаться – текст прервался слишком резко, – как в пенале появился еще один клочок с неровными краями:
«Принимаю клятвы верности. Вынужден отвлечься».
Я не удержалась от смеха. Достаточно было только представить, как Лайет, с торжественно-отрешенным выражением на лице, пишет мне глупости.
Продолжая улыбаться, все-таки сходила за халатом и вернулась к столу. Присев, пододвинула к себе письменные принадлежности.
Бригитта, посчитав, что ни одно серьезное дело не может обойтись без ее участия, устроилась рядом с листом бумаги, на котором я собиралась писать, легла, положив мордочку на вытянутые лапки.
