– Гена, откуда такие выводы?! – не выдержав, вскричал я. – А вот у меня совершенно другие сведения! Во-первых, если предположить, что туфли или сапоги на высоком каблуке принадлежали Лене, то с какой стати ей расхаживать по квартире в обуви? Что-то подсказывает мне, что Лена, хозяйка квартиры, перед тем, как войти в гостиную, уж точно переобулась бы. Я располагаю сведениями, что в момент скандала, который произошел между Еленой и ее мужем, она была в домашней одежде, в джинсах и тонком свитере, а на ногах у нее были домашние тапочки! Гена, даже если предположить невозможное, что это Лена убила мужа, то как ты себе это представляешь? Она убивает его, стреляет в него из пистолета, затем вытирает свои отпечатки пальцев, кладет пистолет рядом с трупом мужа, снимает домашние тапочки и зачем-то надевает обувь на высоком каблуке, но не спешит уйти, а разгуливает по квартире, словно поджидая, что соседи прибегут на выстрел или вызовут полицию. Но и этого ей кажется недостаточным для полной картины ее безумия, она резко так выбегает из квартиры на высоченных каблуках, а ведь она нервничает, не забывай, и у нее наверняка ноги подкашивались от страха и ужаса, что она натворила… Итак, она выбегает из подъезда, хватает с земли какую-то палку… Я так понимаю, что ее нет среди улик?
– Нет, – сухо ответил Гена и вдруг солнечно улыбнулся, когда подошедшая официантка поставила перед ним тарелку с дымящейся лапшой.
– Лена хватает палку и принимается размахивать ею… Гена, ты сам-то веришь в весь этот бред? Насколько мне известно, Лена, поссорившись с мужем, никуда особенно не спешила. Она плакала, ей было очень скверно на душе. Но, повторяю, она никуда не спешила, ей некуда было спешить. Она переобулась в удобные кроссовки, обувь, которую она всегда надевала, когда собиралась прогуляться, набросила куртку и отправилась в сторону кондитерской. Говоришь, на ней была красная куртка в тот момент, когда она била стекла машины?
– Да, об этом говорят все соседи, кто видел ее.
– И где эта куртка? Она есть в деле?
– Нет… – растерянно проговорил Гена, дуя на ложку с супом.
– Вот именно! И знаешь почему? Да потому, что Лена надела не красную куртку, а черное вязаное пальто! Красная куртка легкая, хоть и с капюшоном, она осталась на вешалке, а пальто – теплое, толстое, шерстяное, да на подкладке, было в самый раз для такого холодного вечера. Вот теперь подумай, как это соседи могли видеть Лену в красной куртке, когда она отправилась гулять в вязаном пальто?
– А ты ей и поверил?
– Но ведь она и вернулась домой в пальто. Думаю, это все видели! Ты сам-то разве не помнишь, в чем она была?
– Ну, помню. Да, она действительно была в черном пальто.
– И? Где красная куртка? Где сапоги на каблуках? Что говорят об этих сапогах или туфлях эксперты? Хотя, я все же склонен предположить, что это были сапоги – конец октября все-таки, холодно!
– Работают, изучают состав почвы с подошв.
– Ты сам разве не понимаешь, что вырисовывается еще одна фигурантка? Женщина или девушка, приблизительно такой же комплекции, как и Лена, которая, убив Львова, надевает красную куртку хозяйки, пока та прогуливается по улицам, мечтая о ребенке, выбегает на улицу и принимается лупить по машине, привлекая к себе внимание соседей. Ее расчет очень простой – все должны увидеть в ней именно Лену! Думаю, если я сам лично поговорю с соседями, то все подтвердят, что голову Лены скрывал капюшон, то есть лица Лены никто не видел! Да и палка тоже исчезла. Разве это не говорит о том, что преступница взяла ее с собой? Потому что у нее не было возможности на глазах свидетелей стирать с нее свои отпечатки. Если бы она, скажем, была в перчатках, что было бы вполне разумно, во-первых, на улице холодно и все женщины сейчас носят перчатки, во-вторых, если она шла убивать, то перчатки бы ей были просто необходимы, чтобы не оставлять следов на пистолете. Но…
– Стоп… Действительно, какая-то нестыковка. Хорошо, пусть, еще одна женщина. Убийца. Допустим. Действительно, если бы она была в перчатках, то оставалась бы в них до последнего, то есть, убив Львова, она выбежала бы в этих же перчатках и принялась бить по машине. Но тогда где же палка? Получается, что она ее либо забрала с собой, либо выбросила? И сделала она это исключительно для того, чтобы не оставлять следов, то есть в тот момент она, получается, была без перчаток.
– Гена, но если эта вторая женщина, назовем ее условно Машей, убивает Львова, то почему бы ей просто не сбежать по-тихому? Зачем ей понадобилось привлекать к себе внимание соседей?
– Тут несколько вариантов, – сказал Гена. – Первый. Она надела на себя красную куртку Лены, чтобы все подумали, будто бы это она… Чтобы подставить ее. Второе – Маша была настолько пьяна, что просто не соображала, что делает.
– Но если она надела красную куртку Лены, то куда делась ее собственная куртка, плащ или пальто? Не в летнем же платье она пришла к Львову!
– Мы не знаем. Может, и в платье. Хотя, стой. Какое еще платье, ты меня совсем запутал, она была в джинсах или брюках! На ней не было платья.
– Если бы она на свою куртку надела куртку Лены, это было бы заметно. Лена – худенькая женщина. А все приняли женщину в красной куртке за нее. Значит, на Маше была одна куртка, и она пришла к Львову без верхней одежды. В свитере, предположим. А это означает, что она либо живет где-то поблизости, либо она приехала на машине, которую оставила где-то рядом с подъездом Львовых.
– Фима, ты что не ешь-то?
Я принялся за лапшу. Во всей этой истории было так много всего странного и необъяснимого, что я уже и не знал, что подумать.
Маша. Женщина. Кто такая? Логично было бы предположить, что она любовница. К примеру, Львов обещал развестись с женой и жениться на этой Маше. Кормил ее обещаниями, как водится. И вот она не выдержала, приехала, чтобы объясниться, устроить скандал… Но почему же тогда она не пожелала встретиться с Леной и не рассказать ей о своей связи с ее мужем – уж скандалить, так по-крупному! Лена говорит, что посторонних в кварире не было. Лукавит? Обманывает?
Если предположить, что Маша хотела увидеть Лену, то она увидела бы ее, и в квартире Львовых разорвалась бы бомба – шум, крик, истерика, женские слезы… Но ничего этого не было. Значит, Маша не хотела встретиться с Леной. Но зачем же тогда пришла вечером, зная, что оба супруга дома?
Получается, что после того, как Лена поругалась с Львовым, заявилась Маша, тоже поругалась с Львовым (бедный Львов!), а под конец взяла пистолет и выстрелила в него. Но почему, почему же она не ушла, не сбежала? Или, на худой конец, не вызвала полицию, если вдруг осознала, что совершила преступление? И кто она такая вообще? И как ведь сообразила быстренько надеть на себя красную куртку? Чертовщина какая-то!
К несчастью, мне по работе приходится сталкиваться с не самыми приятными человеческими качествами. И не сказать, что я к этому привык, к этому невозможно привыкнуть, но в тот период моей профессиональной деятельности, когда я занимался делом Лены Львовой, я считал себя вполне опытным сыщиком, юристом, да и просто человеком, разбирающимся в людях. Это я о людях-перевертышах. Сколько раз мне приходилось сталкиваться с тем, что обратившийся ко мне человек, предположим, жертва, на самом деле и оказывается тем самым убийцей, поисками которого я занимаюсь. Такой вот примитивный, кажется, ход, когда преступник обращается ко мне с просьбой найти «настоящего» преступника, что должно подразумевать его стопроцентную невиновность. Ан нет, на деле-то все оказывается в точности до наоборот! И как ни сложно мне бывало увидеть в своем клиенте убийцу или вора, мне приходилось проверять практически их всех, и, поверьте, каждый раз, убеждаясь в их непричастности к преступлению, я радовался как ребенок. Теперь мне предстояло проверить Игоря Туманова.
