– Перестань! – полушутливо, полустрого оборвал он ее, все еще не выпуская из своих объятий. – Я вон какой верзила! Могу за себя постоять в любых обстоятельствах. А вот за тебя я действительно волновался и переживал. Очень! Но ты выглядишь отлично! Супер! Намного лучше, чем я ожидал.
– Я привезла ей кое-что из косметики, – доверительно сообщила ему Габби. – И немного парфюма. И одежду домашнюю… О боже! Но все это осталось в моей машине, которую я поставила на стоянке возле суда.
– Не переживай! – успокоил ее Томи. – Там немного страсти поулягут, разъедутся ребята по своим редакциям и офисам, тогда мы съездим и заберем все, что надо. А пока, я думаю, нам стоит всецело поступить в распоряжение Мэгги и сполна воспользоваться ее гостеприимством. Я, во всяком случае, так и сделаю!
Вскоре все они дружной компанией расселись на огромной кухне, интерьер которой был выдержан в старинных фермерских традициях. На плите призывно кипел чайник, на столе стояло шампанское, которым почему-то никто не торопился угоститься.
Все говорили одновременно. Делились своими впечатлениями о заседании суда, вспоминали, как достойно справились с насевшей на них прессой, обсуждали условия освобождения под залог, многие из которых Шарлотта попросту прослушала там, в суде. Она уже приготовилась спросить у Энтони, какие именно обязательства налагаются на нее в нынешних условиях, но в эту минуту Энтони положил свою руку на ее руку и тихо спросил:
– Можно вас на пару слов?
Стараясь спрятать свое смущение, Шарлотта кивком подтвердила, что можно, и они, пытаясь не привлекать к себе излишнего внимания, укрылись в гостиной. Энтони плотно прикрыл за собой дверь и бросил на нее ироничный взгляд.
– Признаюсь сразу! – начал он, нарочито растягивая каждое слово. – Очень хочется получить от вас ответы на те вопросы, которые волновали меня в последнее время. Например! Почему я так и не дождался ответа на свое электронное письмо, которое послал вам в Новую Зеландию?
Шарлотта сделалась пунцовой от смущения.
– Простите… просто… – промямлила она и сконфуженно умолкла. – Но вы же и сами все понимаете сейчас, верно? Так стоит ли мне начинать объяснять вам все еще раз?
– Хорошо! С этим проехали! – милостиво махнул он рукой. – Важно, чтобы вы сами понимали, что за содеянное придется заплатить дорогую цену. Я бы даже сказал, очень дорогую!
Чувствуя неприятный холодок внутри, Шарлотта бросила на него испуганный взгляд.
– То есть вы так полагаете, да?
– Да! Хотя мы постараемся сделать все возможное, чтобы сбить эту цену до минимума.
– Но разве такое возможно? Ведь все же знают, что я незаконно забрала себе ребенка и увезла его в другую страну.
– О, юриспруденция – это такая наука, где, в принципе, возможно все. Вопрос лишь в том, чтобы правильно нащупать ту дорогу, по которой нам следует двинуться в путь в поисках правосудия. И начнем вот с чего! Перестанем повторять направо и налево, что мы виновны, что мы преступники и все такое. Ибо в нашем заявлении от имени ответчика ничего подобного не будет.
Шарлотта растерялась, хотя ее и тронуло это «мы», «нам», «наше», то есть для Энтони ее дело уже стало своим. Он медленно подошел к окну, выходящему на залив, и стал внимательно обозревать территорию перед домом. Не появились ли уже досужие фоторепортеры?
– Спасибо вам! – тихо проронила Шарлотта. – Спасибо за то, что вы сделали для меня сегодня. Я ведь прекрасно понимаю, что юристы такой высочайшей квалификации и с таким положением, как у вас, не опускаются до рядовых слушаний, когда рассматривается вопрос о залоге.
– Ничего себе рядовой случай! – возмутился Энтони. – Вас бросили в Уэлворт, и вы считаете, что это рядовой случай?
В его голосе звучало неподдельное негодование, и, как ни странно, ей вдруг стало почти весело.
– Видите ли, – продолжил он, слегка насупившись, – у меня было такое чувство, что вы сами вряд ли обратитесь ко мне за помощью. Вот я и решил, так сказать, перехватить инициативу, пока дела не зашли слишком далеко. При этом заверяю вас, что у меня нет никаких сомнений насчет способностей Ким. Ваш субботний провал всецело на совести старика Эдмора. Всем известен его капризный и непредсказуемый нрав. А вины Ким тут нет. Собственно, сегодня я сделал ровно то же самое, что она делала в минувшую субботу. Но мне повезло больше, чем ей! Попался сговорчивый судья.
– Кажется, он ваш друг?
– О, я не стал бы квалифицировать наши отношения таким специфическим словом.
И все же, как бы он ни умалял свои успехи, а он сделал то, что сделал, размышляла Шарлотта, стоя рядом с ним. Она сделала над собой еще одно усилие, стараясь говорить спокойно.
– Но почему вы… то есть, я хочу сказать… Вы же сами написали мне, что решили временно отойти от дел…
– А я и отошел! – Энтони жестом пригласил ее присесть на один диван, а сам уселся на второй. – Я еще в конце прошлой недели повесил у себя на дверях табличку с надписью: «Уехал на рыбалку». И намеревался уже в этом месяце отбыть на поиски приключений. Но, кажется, с этим пока придется немного повременить.
– Но зачем вы это сделали?! – взмолилась она. – Зачем отложили свое путешествие?
Кажется, ее бурная реакция доставила ему откровенное удовольствие.
– Решение уже принято, а потому давайте не станем и далее дебатировать по этому вопросу. Лучше порадуйтесь тому, что я все еще здесь и никуда не уехал. И к тому же совершенно свободен, что позволяет мне с легкой душой и чистым сердцем взяться за ваше дело.
Все еще отказываясь понимать истинные мотивы, которые двигали Энтони при принятии им окончательного решения, и вместе с тем действительно радуясь тому, более того, испытывая глубочайшее облегчение от того, что дело оказалось в его руках, Шарлотта лишь виновато выдавила из себя:
– Кто знает, как долго все это продлится…
– А я никуда особо и не тороплюсь. Но вместе с тем мы постараемся не допустить неоправданного затягивания процесса. И начало уже положено. Неплохое начало, кстати! Даже меня судья сегодня несказанно удивил, когда отвел стороне обвинения всего лишь три недели на подготовку всех бумаг, необходимых по статье пятьдесят один.
– А мое присутствие в суде обязательно?
– Нет! Вас пригласят туда лишь через семь недель, когда будет рассматриваться наше прошение об обжаловании приговора или возражения, касающиеся уже непосредственно самого судопроизводства.
– Целых семь недель! – эхом повторила она, и эта короткая реплика прозвучала как стон. Шарлотта представила себе, какой это огромный срок, с точки зрения маленькой Хло.
– Скажите спасибо, что не двадцать семь! – пошутил Энтони. – Нет, сегодня наш судья был просто молодцом, когда установил для всех нас такие жесткие сроки. Впрочем, у него уже давно репутация судьи, не любящего откладывать дела в долгий ящик. Но времени у нас с вами предостаточно, чтобы обстоятельно поработать над вашим заявлением, в котором вы во всех мельчайших подробностях изложите суду все, что случилось с того дня, когда вы впервые встретили Отилию Уэйд, или Хло, как все мы называем ее сейчас, и до того момента, как вы ступили на борт самолета, увозящего вас в Новую Зеландию. Затем мне нужны все подробности того, где и как вы жили уже в самой Новой Зеландии, а также свидетельства того, что с Хло произошли кардинальные изменения в лучшую сторону, если таковые действительно имели место, по всем направлениям: психически, физически, эмоционально. Последнее особенно важно, крайне важно! Ибо на основании этих объективных фактов мы можем потребовать, исходя из наилучших интересов самого ребенка, чтобы нам позволили вернуть Хло туда, откуда ее забрали.
