– Вы собираетесь развестись с миссис… женой?
– Странный вопрос. У вас в Шотландии все так говорят? Что значит «миссис жена»? Просто жена. У меня нет «мистера жены».
И тут Лео подумал о Ксено. Эта мысль взорвала ему мозг.
– На самом деле, Камерон, я подозреваю, что Мими мне изменяет. И хочу поймать ее с поличным. Вы же знаете, почему веб-камера так называется?
– Это камера, подключенная к Интернету, – медленно проговорил Камерон.
– К мировой паутине. Это ловчая сеть, Камерон. Чтобы ловить насекомых. Я не могу спать по ночам, потому что у меня в постели копошатся насекомые.
– Ваша жена ждет ребенка, – сказал Камерон.
– Вы считаете, что свиноматка не может визжать от удовольствия, если у нее в утробе зреют поросята?
Камерона бросило в жар. Галстук как будто сдавил горло.
– Вы говорите о вашей жене и ребенке.
– О моем ребенке? О чьем-то ублюдке. – Лео сломал карандаш, который вертел в руках.
– У вас есть основания подозревать, что Мими вам изменяет?
– В смысле, видел ли я ее с кем-нибудь? Нет. Сумел ли частный детектив, который следит за ней третий месяц, узнать что-то такое, чего я не знаю сам: куда она ходит, с кем встречается, с кем ведет переписку по почте и эсэмэс? Нет.
– Вы говорите, что ни с кем ее не видели…
– Не видел.
– Но тогда это просто безумие.
– Вы называете меня безумцем, Камерон? Вы называете меня безумцем?
Лео швырнул на стол две половинки карандаша, резко поднялся и подошел к Камерону. Камерон замер, расслабил колени и напряг мышцы живота. Он знал, как держаться. И знал о крутом нраве Лео. Лео подошел так близко, что Камерон видел поры у него на лице. Он старательно избегал зрительного контакта.
Лео сделал шаг назад и отвернулся к окну.
– Амстердам, – сказал он, глядя на взлетающий самолет. Потом добавил, не оборачиваясь: – Она может видеться с ним каждый день, и никто ничего не заподозрит. Никто, кроме меня. Я постоянно об этом думаю.
– Лео, я не понимаю, о чем вы, – сказал Камерон.
– Это Ксено.
Камерон помедлил, переваривая услышанное.
– Ксено ваш близкий друг. И деловой партнер.
– Держи друзей близко, а врагов еще ближе, да, Камерон?
– Но вы сами сказали, что у вас нет оснований для подозрений.
Лео резко обернулся.
– Интуиция есть не только у женщин, Камерон. Я знаю Ксено всю жизнь.
Знаю Ксено всю жизнь.
С тринадцати лет. Они познакомились в школе-интернате, куда их обоих определили отцы, отсудившие родительские права у никчемных матерей. Мать Лео ушла от отца к другой женщине. Мать Ксено была психически неуравновешенной алкоголичкой. Интернат был самым обычным, не особо престижным, без каких-то специальных учебных программ, зато отцы тешили себя мыслью, что воспитывают сыновей как должно, хотя сыновья почти никогда не бывали дома.
На выходных в интернате было тихо и скучно – большинство воспитанников разъезжались по домам. Лео с Ксено выдумывали миры, где им хотелось бы жить.
– Я живу в лесу, – говорил Ксено. – У меня свой деревянный дом. Приходят кролики, я в них стреляю. Пиф-паф.
– Я живу на Луне, – говорил Лео. – Она сделана из моцареллы.
– Как же ты будешь ходить по комку сыра? – спрашивал Ксено.
– Там не надо ходить, – отвечал Лео. – На Луне нет силы тяжести.
Они слушали Дэвида Боуи, певшего про майора Тома, а Ксено прибился к музыке кантри. Иногда он представлял себя в образе Эммилу Харрис
[3].
Они не стремились к тому, чтобы быть как все, и это устраивало их обоих, потому что они и не были такими, как все остальные мальчишки.
К пятнадцати годам они стали неразлучны. Они вступили в школьный стрелковый клуб и состязались друг с другом в тире. Ксено чаще попадал в цель, потому что не торопился и всегда сохранял спокойствие. Лео стрелял быстрее и иной раз выигрывал просто за счет того, что делал больше выстрелов. Они придумали игру: РУЖЬЕ – ПУЛЯ – МИШЕНЬ. Выигрываешь два тура подряд – ты ружье. Один тур проиграешь – ты пуля. Проиграешь два тура подряд – ты мишень. Потом Ксено добавил ДВИЖУЩУЮСЯ МИШЕНЬ и сказал, что так чувствует себя свободнее. Лео этого не понимал. Ему просто хотелось всегда быть ружьем.
Однажды вечером после тира они занялись сексом. Все было банально. Душ. Эрекция. Трехминутное взаимное дрочилово. Никаких поцелуев. Но на следующий день Лео поцеловал Ксено на велосипедной стоянке. Поцеловал и погладил Ксено по лицу. Лео попытался что-то сказать, но не знал, что говорить. Ксено тоже ничего не сказал. Он вообще был молчаливым. Все равно Ксено немного похож на девчонку, подумал Лео. Ксено, с его огромными серыми глазами и мягкими, темными волосами, падавшими на лицо.
Лео был крепче, выше и сильнее. По комплекции – настоящий регбист. Его уверенные движения лишены всяческого изящества. Зато у Ксено изящества – хоть отбавляй, и это тоже нравилось Лео.
Однажды они пошли купаться. Вода была теплой, небо – хмурым и низким. Чайки носились над мелководьем, высматривая рыбешек. Лео плыл шумно и быстро, явно рисуясь, и быстро устал. Ксено не торопился, но в итоге заплыл дальше.
Лео вышел на берег, оставляя глубокие следы во влажном песке. Он обернулся, уперев руки в боки, и что-то крикнул Ксено. Солнце светило в глаза. Он не увидел Ксено, и на секунду его пронзил страх.
Но Ксено, конечно, никуда не делся. Вот он, уже плывет к берегу, легко и грациозно, словно дельфин. Лео казалось, что Ксено движется, как волна над водой.
Ксено накатил на берег вместе с прибоем. Лео обнял его за талию и вытащил на песок.
– Ты думаешь о девчонках, когда мы занимаемся этим самым? – спросил Ксено.
– Да, – солгал Лео.
Ксено уже стал тревожиться за себя, что он гей.
Позже, уже у себя в комнате, которую они делили на двоих, они валялись в кровати, сплетясь ногами, и смотрели «Бунтаря без причины»
[4]. Обоим хотелось быть Джеймсом Дином, но Ксено хотелось еще и спать с Джеймсом Дином.
– Джеймс Дин был геем, – сказал Ксено.
