– Моя мама хорошо танцевала?
– Она хорошо пела. Она написала для тебя ту песню. Самую первую песню, которой я тебя научил.
– Она правда ее написала? Сама?
– На нотном листке все записано от руки, ее почерком. Она прекрасно играла на фортепьяно. Эта песня – ее послание тебе. Споешь ее на празднике?
Пердита прекратила танцевать и покачала головой.
– Я спою все твои самые любимые песни.
– Пойдем репетировать. Девчонки уже приехали?
– Пока нет, папа. Еще рано.
Паст кивнул.
– Да, пожалуй. Я не спал всю ночь. Старость, как ты понимаешь, не радость.
– Ты бодр и здоров!
– У меня высокое давление.
– Тогда оставь всю работу мне с Кло, а сам отдыхай.
– Верный способ откинуть копыта – забросить работу.
– От чего она умерла? Моя мама?
Паст обнял Пердиту.
– Ты же знаешь, что я не знаю.
– Ты столько лет хранил эти бриллианты и не сказал мне ни слова. Может быть, ты еще что-то знаешь и не говоришь.
Паст рассмеялся.
– Думаешь, если бы я что-то знал, я бы тебе не сказал?
– А ты бы сказал?
Пердита не знала об «окне жизни». Она знала только, что ее мама умерла, и Паст ее удочерил. В церковной общине, давным-давно. Прошлое далеко-далеко. Дорога почти в восемнадцать лет.
Когда она спрашивала о маме, Паст говорил: «Она была очень хорошей женщиной».
Когда она спрашивала об отце, Паст говорил: «Мне о нем ничего не известно».
Когда она спрашивала у брата, Кло отвечал: «Спроси у папы».
Она перестала задавать вопросы, потому что уже поняла, что ответов на них не получит.
В небе кружили канюки, кружили с холодным, пронзительным криком. Словно что-то искали. Словно что-то они потеряли. Давным-давно.
Субботнее утро. Весенний день.
Кло врубил радио на полную громкость, словно пытаясь взорвать машину изнутри волной мощных двуствольных басов. Когда он останавливался на светофоре, его «шевроле» громыхал, металлический корпус вибрировал, воздух дрожал. Автолик поднес руку ко рту и заорал во весь голос:
– Съезд перед круговым перекрестком.
Кло перестроился в правый ряд и свернул.
– Ненавижу круговые перекрестки! Они начали появляться, когда я был маленьким. Мне нравится гнать по прямой. Где-нибудь остановиться, чего-нибудь выпить. А так поставил на автомат, и сиди – расслабляйся. Даже не надо рулить.
Кло, похоже, вообще не любил рулить. Он опирался руками на руль, как на парту. Длинные крупные пальцы барабанили в такт грохочущей музыке.
Автолик отпил еще глоток из фляжки и надел темные очки, чтобы не щуриться на ярком солнце.
– Скажу тебе одну вещь, которую тебе никто не скажет. Потому что больше никто не знает. Ты меня слушаешь?
Кло приглушил звук, и машину перестало трясти.
– Видишь ли, какое дело… Если бы круговые перекрестки придумали раньше, вся западная цивилизация развивалась бы по-другому.
– Прямо-таки вся?
– Вся как есть.
– Откуда вы знаете?
– Помнишь историю об Эдипе?
– Каком таком Эдди?
– Парень, который убил отца и женился на матери.
– О нем был сюжет на «Фокс Ньюс»?
– Нет, это случилось довольно давно. Эдип ехал по узкой дороге и повстречал старика в колеснице.
– Не знаю такую машину.
– Да не в машине он был, в колеснице. Этот старик – его звали Лай – был царем. Разумеется, он не желал уступать дорогу какому-то наглому молокососу. А Эдип – парень вспыльчивый, протодемократ, никакого почтения к возрасту и царским регалиям, дорогу тоже не уступает. В общем, дело дошло до драки, и Эдди убил старикашку.
– У него было разрешение на оружие?
– Он просто ударил его по башке.
– Как-то неуважительно.
– Ты послушай! Все произошло на перекрестке. На перепутье трех дорог. Если бы они еще тогда изобрели круговое движение, то и беды не случилось бы. По правилам, ты проезжаешь первый, я – за тобой. Понимаешь?
– Да. И что?
– Что значит «и что»? А как же Фрейд? Теория психоанализа, одна из важнейших в западном мире, а ты говоришь: «И что»?
– Никогда о такой не слышал.
– Эдипов комплекс! Мужики вовсю убивают отцов и женятся на матерях.
– Где же вовсю? Я вот не знаю ни одного, который так сделал хотя бы раз.
– А больше одного раза не выйдет при всем желании. Сколько у тебя комплектов родителей?
– В смысле, я о таком даже не слышал… Да, кто-то, может быть, спит со своей сестрой… Да, так бывает, но…
– Слушай! Это метафора. Соперничество и запретные желания. И невозможность изжить семейную мелодраму.
– Вы не сказали, что тот старик… царь… был его папой. А где была его мама? Прямо там, в той же машине?
– Да не в машине, а в колеснице! И там ее не было! Его мать-царица сидела дома, у себя во дворце. Эдип не знал, что старик – его папа. Его усыновила другая семья, и он думал, что он им родной. Ему предсказали, что он убьет своих родителей, а ему не хотелось их убивать, он их любил… Они с ним играли, когда он был маленьким, и купили ему собаку…
– Да, мой папа тоже со мной играл.
– Так что Эдди сбежал из дома. Он не знал, что он был приемным.
– Они ему не сказали? Моя сестра тоже приемная. Детям надо говорить правду.
– Согласен! Бедняга Эдди сбежал, чтобы предсказание не сбылось, но от судьбы не уйдешь. Прямо по дороге он убивает родного отца.
– Нехорошо получилось.
– Ага… В общем, он убивает Лая и идет в город Фивы. Козырное место: бары, клубы, роскошная жизнь. Но тут выясняется, что Фивы тырроризи… террорызы… терроризирует, что твоя мафия, некое чудище по имени Сфинкс.
– Сфинкс? Как фирма белья?
– «Спанкс» – фирма белья. А Сфинкс была женщиной… Ну, ты знаешь такую породу: наполовину чудовище, наполовину Мэрилин Монро. Сфинкс исходила из своей собственной женской логики, вполне разумной с ее точки зрения и совершенно безумной с точки зрения всех остальных. Каждому, кто проходил мимо, она предлагала такую сделку: садись, выпей вина и послушай загадку. Если ты разгадаешь мою загадку, я оставлю Фивы в покое – у меня есть другие дела в другом месте. Если не разгадаешь, я откушу тебе голову.
– Знаю я таких женщин!
– Эдип разгадывает загадку, благодарные жители Фив избирают его своим царем, и он женится на Иокасте, царице. Она-то теперь овдовела и может вновь выйти замуж. Но Иокаста была его матерью!
