– Еще раз я увижу тебя рядом с ней! – сурово пригрозил рукоятью пистолета у меня над лицом.
– Вкурил?
– Вкурил, – подтвердил я.
Как вкурил, так и выкурил. Лучше бы он мне заплатил за нее, я бы еще раз выкурил, но уже дорогую сигару. И в полной безмятежности и радости еще раз приласкал бы его дочь поздней ночью. Мы любили ласкаться ночью! Ли… постучала на следующее утро в дверь. Я осторожно взглянул в глазок, а затем открыл дверь. Когда она вошла внутрь, я не стал ее выставлять за дверь и придумывать невероятные ситуации, при которых случайно мог сломать себе нос. Я сказал, как есть:
– Ну и небо у тебя над головой.
– Отец приходил? – спросила она, осматривая мой хрупкий нос.
– Приходил, – сказал с иронией я. – Вошел сюда, как Наполеон со своей армией. Кстати, Наполеон – это не торт…
– Я знаю, – сказала она без улыбки, судя по ее лицу, она не оценила мой тонкий юмор.
– Давно он был здесь?
– Вчера.
– Ясно.
– Я думал, ты приукрашивала, когда рассказывала мне про своего отца, – улыбнулся я.
– Значит, он все это время за мной следил, – сказала она про себя, проигнорировав мои слова. – Теперь мы у него, как на ладони.
– Почему он меня так невзлюбил? – интеллигентно поинтересовался я.
– Он не только тебя, но и весь мужской род «невзлюбил» с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать.
– А что тогда произошло?
– На меня начали смотреть мужчины, – объяснила она и вздохнула.
Мы прошли в спальню. Она упала спиной на кровать.
– Боже, как я устала…»
* * *
Роза вошла в кофейню, и на секунду мне стало неловко от той близости, которая была между нами прошлой ночью. Я взглянул в ее глаза, она поприветствовала меня своей теплой улыбкой и села напротив меня.
– Добрый день, Роза.
– Добрый день, – мягко ответила она, а затем обернулась назад и посмотрела на то место, где сидел убийца. Затем перевела взгляд на меня.
– Мне кажется, тот человек меня преследует.
Я пережил бурю нахлынувших эмоций от ее спокойных слов.
– Что? – вырвалось у меня.
– Тот человек, который остановил меня несколько дней назад. Я видела его на углу моего дома, когда выходила из подъезда сегодня утром.
– Что он делал? Это был точно он? – переспросил я.
– Да, у него запоминающаяся внешность. Он стоял на углу и смотрел на меня. Я прошла мимо него, а когда через десяток шагов обернулась, то его уже не было.
Это очень странно. Что ему нужно от тебя? Он опасен. Боже, ты даже не представляешь, насколько.
– Мне стало как-то не по себе. Я хочу уехать из города как можно скорее…
Роза словно ждала моего ответа на эти слова. Но я промолчал.
– Ты поедешь со мной?
К этому вопросу я был готов.
– Нет.
Она встала из-за стола и хотела развернуться, чтобы уйти, но я этого ей сделать не позволил. Я взял ее за руку и поднялся со стула. Роза искала в моих глазах себя.
– Я не поеду не потому, что ты недостаточно хороша для меня. Как ты могла бы подумать. А потому, что я не готов покинуть это место, этот город, покинуть себя прежнего. Я хочу тебе признаться, что боюсь. Боюсь жить настоящим и будущим.
Мои слова она восприняла с пониманием и начала гладить мою ладонь. Я продолжил:
– В твоей мечте нет места для меня, и никогда его там не будет. Мне не нужна страна восходящего солнца и золотого песка. Для меня солнце везде одинаково, что здесь, что на краю света. Ты бежишь, Роза, от себя. И твои билеты в один конец, без обратно…
Я внезапно замолчал. Она понимающе покачала головой.
– Я знаю. Я теперь поняла, – произнесла она, улыбнувшись.
– Что ты поняла, Роза?
– Что у тебя другая роза… Ты думаешь, я слепа? Или я не видела тех портретов, на которые ты смотрел с восхищением, со скорбью в глазах. Ты до сих пор любишь ту женщину.
Я отвел глаза в сторону. Она добавила:
– Это ведь ты ее нарисовал?
– Я…
– Я похожа на нее. Но я – не она. А ты мне говоришь о какой-то мечте…
Роза взяла свою сумочку, я давно отпустил ее руку. И тихим, сдержанным шагом ушла. Я не стал провожать ее взглядом, а только смотрел в окно. Как часто в окне мне приходилось видеть себя.
«Мы занимались собой… Читая разные книги. Нам не нужны были книги, но еще больше нам не нужны были мы.
– Я хочу тебе изменить, – в этот очередной безмолвный вечер тишина была нарушена мною. Она отложила в сторону книгу, мне казалось, что она ее не читала, а только делала вид. Чтобы в очередной раз не встретиться со мной взглядом. А затем слезла с подоконника и подошла ко мне.
– Ты сказал, что хочешь мне изменить?
– Да.
– Но почему? – воскликнула потухшая звезда кино и театра.
– А ты разве не знаешь?
– Знаю, но мне бы хотелось услышать от тебя, – вдруг сказала она естественным, не наигранным голосом.
– Я не помню, когда в последний раз ты касалась меня в ответ. Мне кажется, ты больше не хочешь меня касаться.
– Не хочу…
– Я забыл твои губы, я не помню их вкус. Если губы – это душа, то моей душе необходима твоя. С тех пор, как ты перестала целовать меня в ответ – ты перестала жить для меня.
– Может быть, сейчас поцелуешь?
Она закрыла глаза и сделала шаг мне навстречу. Я обхватил обеими руками ее тонкую талию и притронулся к душе. Она была пуста, и только потому, что моя была наполнена до краев, я смог перелить в ее сосуд несколько капель вина. Это привело ее в чувство. Она открыла глаза.
– Ты можешь повторить еще раз? – ее глаза были трезвыми.
– Могу.
Я поцеловал ее еще раз, притронувшись к глубине – я нырнул в самый холод, к самому дну я протягивал свои руки. Я так и не ощутил почвы под водой, у нее не было дна, а если и было – то я его не достал. Она вдохнула. Открыла глаза. Ее ледяные губы становились теплыми и больше не противились мне, а напротив – они почувствовали голод. Испытали жажду к моим. Ее душа вела меня в танце. А поцелуй был всего лишь музыкой… Вальсом.
Я не знаю, сколько мы танцевали. Но я точно знал, сколько мы жили без танца. Без мелодии, без чувства, без пьянящего напитка, что не оставлял на губах яда, а только приятную сладость, слабость в теле и головокружение.
– Почему ты не забираешь свои слова обратно? – она еще раз отпила из бокала.
– Я без ума от тебя… – произнес сквозь сон я.
