– Господин Карло, вы меня слышите?
– Слышу, отвлекайте.
– Я помню, что мятежи и беспорядки случались во все времена. Не только в наемных полках, дравшихся за пределами Империи, но и в имперских гарнизонах, и даже в гвардии.
– Все так, святой отец, – устало подтвердил Капрас, – но этот случай выводит из себя неожиданностью.
Неожиданностью, в сравнении с которой фельпские сюрпризы кажутся почти приятными, ведь их преподносил враг, а не собственные солдаты. Сколько ни перебирал маршал в памяти события последнего месяца, он не мог вспомнить никаких признаков недовольства. Корпус с самого начала отлично знал, что предстоит марш к столице и далее – в бой против язычников. Недовольства это не вызывало, шли чуть ли не с радостью… во всяком случае, никого подгонять не приходилось. До Кирки, где намечался четырехдневный отдых, добрались на день раньше намеченного срока, и это при том, что пришлось задержаться в Мадоках: покончить с захваченными разбойниками следовало так, чтобы об этом узнала вся провинция.
В мирное время возни было бы, конечно, больше – пока все бумаги с подписями и печатями пройдут положенным им путем, ну а так… Послали уведомление губернатору и передали ублюдков командиру гарнизона, которому по военному времени надлежало исполнить приказ старшего воинского начальника, то есть маршала Капраса. Вздернули голубчиков любо-дорого и пошли дальше, а вчера – рука Карло непроизвольно сжалась в кулак, вот только бить было некого – два его батальона по милости этого мешка Брацаса взбунтовались и отказались покидать провинцию.
– Мы б сейчас как раз выступали, – не выдержал Капрас, – если бы не эта тварь! Ну чем, чем, во имя Создателя, он их взял?!
– Не приплетайте сюда Создателя, – попросил священник и замолчал, однако на молящегося он не походил. Отец Ипполит вообще молился нечасто – на людях, по крайней мере.
2
Пушек в Альт-Вельдере было не слишком много, но содержались они в образцовом порядке. Врагов ухоженные бронзовые зверюги не видели, зато им выпала честь отсалютовать лучшему артиллеристу Золотых земель.
Мысль о прощальном залпе забрела в голову Ли случайно, когда он пытался понять что-то связанное с Вейзелем, и показалась красивой. Польщенная вдова заверила, что гром пушек ей не повредит, и крепостные орудия лихо рявкнули в тот самый миг, когда повозка с закрепленным на совесть гробом медленно въехала на устланный еловыми ветками мост.
– Курт был бы доволен, – твердо сказала баронесса и заплакала, очень похоже, что впервые со дня боя у Франциск-Вельде. Рядом кусала губки, бросая на приемную мать встревоженные беличьи взгляды, гоганни, и смотрела в небо хозяйка замка.
– Курт был бы доволен, – повторила, не утирая слез, вдова. – Был бы…
Они стояли на башне, пока сопровождавший артиллериста бирюзовый эскорт не втянулся в ворота берегового форта. Над зубчатыми стенами радостно и бестактно сияло солнце, а Савиньяку вспоминалось алое мерцанье Фульгата и напряженный женский голос. Графиня Гирке, урожденная герцогиня Придд, так и не рассталась со своей тайной, впрочем, ей это шло.
– Всё, – объявила, всхлипнув, баронесса. – Совсеб всё… Бождо идти. Господид Савидьяк, я подибаю, ваб дадо поговорить с Белхед, до, прошу вас, де сегоддя.
– Разумеется, сударыня, – заверил Лионель, – вам обеим следует отдохнуть.
Райнштайнер на правах земляка подал женщине руку, с другой стороны приемную матушку подхватила сразу ставшая еще мельче и младше Мелхен. Мать от склепа увел Росио – подошел, молча взял под локоть и увел, пока они с Эмилем и Бертрамом пытались подобрать какие-то слова. Так и не подобрали.
– Господин Проэмперадор, – задержавшийся на башне Придд был сама учтивость, – я прошу вас о приватном разговоре.
– Что ж, – согласился Савиньяк, – на стенах нам не помешают, а погода хорошая.
– Благодарю вас, – отозвался становящийся все менее чужим полковник. – Я также прошу выслушать меня до конца. Я верю своей сестре, но по-прежнему считаю, что приказ отдал отец. После череды ссор Юстиниан изменил свое отношение к сестре и не был готов ее защищать ценой полного небытия. Он стал бы спасать родителей, герцога Алву, младших братьев и, весьма вероятно, меня с Ирэной, но не Габриэлу и не более отдаленных родичей, а возлюбленной у него не было. Тем не менее есть одно обстоятельство, косвенно подтверждающее мнение Ирэны. Габриэла и прежде стреляла из пистолета в человека, и этим человеком был ваш отец.
Лионель не стал переспрашивать, и просьба собеседника дослушать тут не имела значения: есть известия, в которые веришь сразу, не успев вдуматься, и лишь потом понимаешь, что за твоей верой стоит множество причин.
– Габриэла очень любила своего мужа, однако считала его нерешительным, – тихо объяснял Валентин. – Насколько я понимаю, ее взволновало то, что мятежники намеревались отдать трон достойнейшему. Габриэла таковым полагала своего супруга, но опасалась, что его обойдут ради Эпинэ или Окделла.
Я Карла Борна помню плохо, но, по мнению ее величества, этот человек принадлежал к числу мужчин, которыми правят женщины, а женщины дома Борн, за исключением графини Ариго, верили в победу над Олларами. По настоянию семьи Карл поднял мятеж в одиночку. Предполагалось, что присоединившиеся признаны самыми достойными не будут, однако сам граф отнюдь не был уверен в успехе. Маршалу Савиньяку, во всяком случае, удалось убедить его сложить оружие. Первой и последней об этом узнала вошедшая в комнату, где велись переговоры, Габриэла. Господин маршал, прошу меня простить, но я должен закончить.
– Заканчивайте. – Положение обязывало смотреть на собеседника, и Лионель смотрел. – Я вас слушаю.
– Ваш отец получил смертельную рану в живот, спасти его не представлялось возможным, и Карл Борн прервал агонию, которая грозила затянуться. Затем он отослал жену с доверенными людьми в Васспард, внушив ей, что первая рана была легкой.
– «Савиньяк меня убедил сложить оружие», – отчетливо произнес Ли. – На вопрос о причине убийства Борн ответил именно так. Следствие сочло это издевательством, а он всего лишь не решился солгать под присягой.
– Теперь я должен принести вам свои извинения за то, что скрыл это обстоятельство до проводов генерала Вейзеля. – Придд был из тех, кто доводит дело до конца. – Я исходил из того, что вам будет неприятно оставаться под крышей моей сестры, но ваш статус командора Горной марки не позволял вам покинуть Альт-Вельдер, пока тело генерала находилось в замке.
– Графиня Гирке знает?
– О том, что сделала Габриэла, знали только мужчины. Граф Борн, уже будучи в Багерлее, открылся отцу, а тот поделился с двумя братьями и зятем. Когда я стал главой фамилии, граф Гирке – я имею в виду супруга Ирэны – счел нужным поставить в известность и меня.
– Теперь мертвы все, кроме вас. Вы сделали то, что не удалось вашему отцу, – примирили Приддов с Талигом. Зачем вам потребовалось будить прошлое?
