– В чем дело, Плютт? – Лица фельдмаршала Руппи не видел, но голос был умеренно раздраженным. – Что это за представление?
Фок Плютт поднял руку к синей с белым пером шляпе и тут же опустил, словно шляпа была крапивной.
– Господин Зильбершванфлоссе, – отчеканил он, – вы арестованы за предательство интересов Дриксены и сговор с врагами кесарии. Предлагаю вам призвать свой конвой не оказывать сопротивления и не лить дриксенскую кровь.
Спина фельдмаршала чуть заметно напряглась, но голос звучал спокойно.
– Плютт, я не расслышал ответ. Я, кажется, вас спросил, что это за представление.
– Сударь, если вы собираетесь тянуть время, пока не подтянется отставший полк охраны, вы просчитались. Мы не намерены ждать и второй и последний раз предлагаем…
Они в самом деле хотели обойтись без крови и явно не ждали, что старик примет бой. Еще бы… Удачно выбранное место, полк рейтар, а может, и не только рейтар, полковников-то трое. Выдвинувшийся в первый ряд Рауф оглянулся на фельдмаршала, но тот молчал: то ли искал выход, то ли растерялся, то ли подбирал отвратительные любому мужчине слова. Взявшие Бруно в полукольцо вояки вертели головами, ожидая приказа, но их командиры, в свою очередь, ждали команды Плютта, а тот не спешил. Может, давал старику время, а, может, собирался с силами сам. Бесноватый на его месте уже пер бы лосем, но этот Плютт, похоже, просто хотел бить фрошеров. Ну и немного – командовать армией.
– У вас остается минута.
– Я вас не слышу.
Фельдмаршальский зильбер махнул хвостом, с рябины фейерверком прыснули те самые дрозды. Мгновения текли, на Руппи никто внимания не обращал, тихо вытащить из ольстры пистолет было совсем не трудно. Люди Бруно и люди Плютта, дриксы и… дриксы, кто ерзал в седле, кто каменел неудачным монументом. Фельсенбург прямо-таки чувствовал неготовность к драке и мятежников, и конвоя. Ну да, они не отбивали заключенных, и у Двух Китов они тоже не плясали. Значит, «впереди нет ничего, кроме препятствий», да, Леворукий? Ты прав – и вот он, первый барьер…
Руппи тронул мориска, протискиваясь в первый ряд, под копытом чавкнуло, но все вокруг считали секунды и играли в гляделки. Кроме Фельсенбурга. Вот и хорошо. Лейтенант дал Коро шенкелей за мгновение до того, как у генерала-заговорщика лопнуло терпение. Вперед!
Дождавшийся драки мориск срывается в галоп. До Плютта рукой подать, не промахнешься. Выстрел, отдача вздергивает руку, отброшенный пистолет, выхваченный клинок. Рядом гремит еще выстрел, краем глаза Фельсенбург замечает еще кого-то, выскочившего следом. Отлично! А мятежник уже валится наземь, рывок повода, мориск забирает вправо, и удар шпаги достается полковнику, только ухватившемуся за эфес. Поздно! Голодная сталь вспарывает синий бок, и сразу же – рубящий удар. Справа налево, по лицу; генеральский адъютант заливается кровью. Теперь вот этого – палаш падает из разрубленной руки, совсем рядом ошалевшие от боли и недоумения глаза. И вот эти собирались…?!
Шум позади. Бруно требует арестовать мятежников, ему вторит очнувшаяся труба. Лязгает и звенит железо. Откуда-то возникает брат Орест, с отменной легкостью орудующий тяжелым кирасирским палашом. Рауф – вот кто выскочил вслед за Руппи – бьет эфесом по башке впавшего в ступор второго полковника, и тот рушится взорванной башней.
– Вперед!.. Взять!
– Пли!
Опомнились, голубчики, и те, и эти… Хоть и не до конца: рейтары Плютта в машущей железом, рычащей и ржущей куче сейчас больше мешают друг другу, и все равно для троих многовато… Ничего! Ослабить повод, дать волю мориску. Конь отбивает задом, заливисто ржет, он доволен. Руппи тоже доволен, особенно вот этим… белобрысым. Прямиком в закат рванул. Что творится вокруг, непонятно, но стреляют теперь везде. Проснулись… Сони, суслики, сурки, кроты! Бруно, надо думать, уже в тылу, а мы потанцуем!
Ржет и вьется вьюном дареный конь, клинок ловит солнце и смывает его кровью, синие мундиры, перекошенные лица, ругань. И все равно весело, танец длится, становясь все быстрей, все неистовей пахнет кровью и дымом. Осенью пахнет. Кого-то рубануть, кого-то сбить лошадиной грудью, пригнуться, пропустив над собой чужой палаш, ударить… Это на дуэли не бьют в спину!
– Фельсенбург! Стойте!!!
– Шварцготвотрум! Чего тебе…
– Брат Рот… перт, успокойтесь. Кончено. Подошел Ландхутский полк.
Полк охраны всего-навсего уравнивает силы, но главари мятежников валяются в бурой траве, и это решает дело. Приведенные Плюттом кавалеристы, оставшись без начальства, биться до конца не желают. Ну и кошки с ними, главное сделано.
– Спасибо, дружище. – Руппи благодарно потрепал мориска по шее, и тот в ответ благодушно фыркнул. Начало взаимному уважению было положено.
– Лейтенант Фельсенбург… Вас просит фельдмаршал.
Суматоха, беготня, отводят разоруженных, оказывают помощь раненым. Интересно, куда делся Рауф? Жалко будет, если погиб… И пистолет жалко, нужно обязательно отыскать.
– Господин фельдмаршал, прибыл по вашему приказу.
– Оказывается, вы умеете выполнять приказы? – Внимательный, с некоторым подозрением взгляд. – Определенно Ринге может считать вас своей удачей, клинком вы владеете лучше всех известных мне молодых людей. Продержаться против дюжины не самых дурных солдат и уложить чуть ли не половину – это искусство.
Чтобы скромно промолчать, Руппи не хватило еще пары покойников. Или хотя бы одного. Нерастраченная шалая злость взмахнула крыльями и нахально заявила в лицо фельдмаршалу:
– Увезти адмирала цур зее было трудней.
Глава 4
Талиг. Восточная Придда
Альт-Вельдер
400 год К. С. 6-й день Осенних Ветров
1
На перекрестье дорог ждал внушительный всадник с лиловым шарфом, дабы от имени полковника Придда испросить у Проэмперадора разрешения присоединиться к кавалькаде. Пресловутый Зараза упорно следовал этикету мирного времени, хотя действующие армии обычно живут проще. Успешно действующие – в том, что дриксенский Фридрих требовал бы дворцовых почестей даже в Торке, Савиньяк не сомневался.
– Помнится, наследник Приддов отличался сдержанностью еще в Олларии, – заметил Лионель, отпустив «лилового», – однако, судя по докладам, при встрече с бесноватыми фамильная сдержанность ему изменила. Как и нам с вами, и Давенпорту с Рейфером. Напрашивается вывод, что запрет на войны в Изломе возник из боязни незаметно для себя превратиться в такую же чуму… И все же безумие началось не на Мельниковом лугу, а в столицах, причем Эйнрехт до поры был вполне благополучен.
– Это в самом деле так, – подтвердил Райнштайнер. – Можно сказать, что это так дважды. Если зеленое помешательство не останавливать, оно затопит все, однако если бы те, кто его останавливал, уподоблялись бесноватым, Изломы переживали бы немногие, а пережив, оставляли бы соответствующие записи. Я уверен, что зеленая субстанция, если причиной омерзительных событий в Олларии стала именно она, прежде не разливалась.
