– Ничего себе мальчишка! – Капитан попытался потрепать Коро по шее, тот в ответ недвусмысленно прижал уши. – Уродился же… Сколько?
– Не знаю, подарок.
– Хорошо быть Фельсенбургом!
– Иногда… – засмеялся Руппи. – Ты на Мельниковом дрался?
– У Трех Курганов, что ли? Куда б я делся?.. Сейчас расскажу, только своих красавцев проверю, а может, ты со мной?
– Поехали.
Эскорт спускался в неглубокую лощину, по дну которой полз медленный ручей. По воде вовсю плясали солнечные зайчики, а пологие склоны покрывали полуоблетевшие кусты шиповника, сплошь усыпанные похожими на сердолики плодами.
– Было б посуше, – посетовал Рауф, – лучше места для перекуса не найти.
– Оголодал?
– Не отказался бы что-нибудь слопать… Ладно, не помру. Забыл спросить, адмирал цур зее как?
– Хочу надеяться на лучшее.
– Так это не ты его?!
– Все, что мог, я сделал. Этого было мало. – Разговор выворачивал не туда, и Руппи быстро сменил тему: – А где твой? Или ты не при Рейфере теперь?
– Не при нем, но у него. Мне после баталии роту дали, а потом у нас еще одно веселье вышло, вернее даже два. Не слышал?
– Откуда?
– Ну, про Эйнрехт-то знаешь?
– Конечно, – кивнул Руппи, понимая, что от этого знания ему не отвязаться никогда. Даже отправив Марге вслед за Бермессером. – Мерзкое дело.
– Мерзкое… Мы ведь тут думали: всё, еще немного, и додавим фрошеров, как бы голубчики ни упирались. Потом Савиньяк-младший с юга пришел, но мы и его разделали бы… Совсем было приготовились, а тут новости косяком пошли: сначала о смерти кесаря, потом – про регента с принцессой. Ну, старик, не будь дурак, и двинул наш корпус на север, к Бохольту. Думали, осторожничает, за ним такое водится, только вышло совсем иначе. Про китовников тебе рассказали уже?
– Да.
– Вот в Бохольте мы с ними в первый раз и встретились. Сперва думали, раз они уже здесь, значит, из Эйнрехта вышли давно и к тамошним пакостям отношения не имеют, да и фок Греслау – генерал серьезный, известный… Тут-то Рейфера и подловили; за разговорами и посиделками два дня прошло, и вся наша пехота китанулась. Вся. Представляешь?! Хвала Создателю, хоть на рейтар эта дурь почти не действует, всего шесть десятков переметнулись. До сих пор не пойму, в чем тут дело, ну не лошади же помогли?! А как ублюдки расправились с теми, кто присяге верен остался и к ним в лапы попал! Веришь, своих же заживо на куски рубили, а потом эти куски на пиках по всему лагерю таскали… Помнишь Руди, высокий такой? Смешливый?
– Помню.
– Отсмеялся… Заживо четвертовали и руки-ноги-голову нашему прислали. В полковом знамени… Мешок из него сшили, из Лебедя кесарского! Это они зря, мы рубить тоже обучены, и уж всяко лучше пехоты!
– Что было дальше? – чужим голосом спросил Руппи. Превращенное в мясницкий мешок боевое знамя… Гудрун тоже была знаменем, гвардейской богиней, за которую и во имя которой бросились бы в любой бой. Так казалось еще весной… Всей Дриксене.
– Мы, понятное дело, на прорыв пошли. – Удовольствия от рассказа Рауф явно не получал. – Выдраться-то выдрались, а дальше толком и не понимаем ни куда идти, ни что делать. Генерал, на что уж ко всему привычный, и тот поначалу растерялся. Пятимся, что твои раки, а фок Греслау за нами топает. Кавалерии у него, почитай, и нет, догнать не может, но фельдмаршалу такой подарочек на хвосте волочь – в своей глупости расписаться. Короче, вильнули мы и повели гадов в Марагону, а как они с марагами у старого Франциск-Вельде сцепились, тут мы с ними и посчитались за все. Жаль только, Греслау, тварь такая, не нам достался, фрошер его прикончил. Занятный, кстати, парень – не старше нас с тобой, а уже полковник. И держится, будто ему все сорок…
– Придд? – на всякий случай уточнил Руппи. – Высокий, светлоглазый такой?
– Он. Конь у него хорош, не хуже твоего. Слушай, я тут по случаю кобылу зильберскую прикупил. Ты, как она в охоту войдет, своего не одолжишь? Не за здорово живешь, само собой!
– Врезать бы тебе, – мечтательно произнес Руппи. – Или вызвать? Ты за кого меня принимаешь? За барышника?!
4
Длинная, будто змея-прабабушка, лощина показала наконец хвост. Или глотку, смотря откуда глядеть. Первые всадники уже поравнялись со здоровенной, измученной собственными ягодами рябиной, последним до мученицы было рысить и рысить вдоль болотистого ручья. Рауф, подобрав еще не рожденному полумориску имя, развеселился и теперь рассказывал о дроздах-рябинниках, способных отогнать от своих гнезд не только ворон, но и не думающих покушаться на птенцов людей. Руппи вполуха слушал, имея наготове байку про надоедливую кошку. То, что рано или поздно, так или иначе, но Бруно станет известно про эйнрехтскую авантюру, Фельсенбург не сомневался, но вот о Бермессере фельдмаршал сможет узнать лишь от Олафа, если тот проболтается… Простите, не проболтается, скажет правду, сколь бы горька та ни была. Не то чтобы лейтенант боялся правды, просто сейчас она пришлась бы не ко времени. Будь тут отец Луциан, Руппи признался бы ему во всем, но агарисец остался в сбесившейся столице – очень может быть, потому, что не сумел защитить свой родной город…
– Надо же, – прервал свою болтовню Рауф, – фок Плютт собственной персоной. И что человеку на месте не сидится?
– Плютт? – переспросил, проверяя себя, Руппи. – Левый фланг Мельникова луга… В смысле Половинный курган?
– Он, – кивнул капитан. – Надо думать, без Бруно с Конником, то бишь с Хеллештерном, поцапался и решил первым доложить.
– Фу, – наморщил нос Руппи.
– Ну, генерал он из лучших и человек неплохой, только уж больно Конника не жалует… Ага… Вернегеродцы с ним. Точно, поцапались! Плютт на них давно глаз положил, с их полковником они соседи, тот и рад бы под земляка пойти, а Хеллештерн уперся.
– Я бы на них поглядел, – бросил заинтригованный Руппи и выслал мориска вперед.
Презент Леворукого передернул ушами и, убыстряясь, двинулся вдоль топкого бережка навстречу вдвойне чужим лошадям. Лейтенант не удивился бы, узнав, что побывавший в бою жеребец уразумел: враги носят каски с лебедями. В планы Фельсенбурга таранить вернегеродцев никоим образом не входило, и он, поравнявшись с умудрившимся найтись именно сейчас братом Орестом, натянул повод, стараясь держаться ближе к ручью. Адрианианец быстро поднял и опустил глаза, давая понять, что знакомство до поры до времени лучше скрыть. Руппи едва заметно кивнул и уставился на статного моложавого генерала и троих сопровождавших его полковников.
Недоброжелатели Хеллештерна, если это были они, все в парадных мундирах, чопорно восседали на своих зильберах; по обе стороны от начальства истуканами застыли драгуны конвоя, а позади в красивом строю встали рейтары. Ябедничать герой Трех Курганов собирался с размахом, и приведенный, вернее, уведенный им полк загородил выход из лощины. Бруно, которому успели донести о демарше, уже пересел из двуколки на хорошо упитанного жеребца и теперь находился во главе кавалькады. До заявления претензии оставались считаные мгновения, и Руппи, дабы не вылезти на авансцену, заставил свой подарочек остановиться, что тот и сделал, пусть и безо всякого удовольствия.
