– Капитан, – обрадовал кто-то, – вот этот скот еще дышит!
– Ну так тащите быстрей! – Дювье знал не больше сомнений, чем Никола. – Видите дубок? Как нарочно ждет. И главного прихватите, вон этого, в гвардейском. Пусть тоже повисит.
Недобитых данариев оказалось всего двое. Эпинэ мельком глянул, как пару еще живых и одно мертвое тело волокут к кряжистому придорожному дереву, и вновь повернулся к Нуази. Пока ничего. Хорошо, что есть время сделать то, что задумано, плохо, если сделанное окажется бесполезным.
– Монсеньор, возы все облили.
– Подгоните поближе, распрягите и жгите. Пусть видят.
Сержант из халлорановских затряс головой: сейчас-сейчас, сделаем. Он попросился за Кольцо сам, и Дювье, запомнивший кавалериста еще по Олларии, взял. Недоверие севера к югу и наоборот у солдат кончилось, только не все плечом к плечу прорывались из свихнувшегося города, выводя тех, кто мог лишь шептать молитвы и бежать. Разъезжая по Эпинэ, Робер то и дело слышал, что придется кормить северных захребетников. Надо думать, в Ноймаре то же бубнили про южан.
– Смеешься? – спросил Литенкетте. – Я тоже хочу.
– Да вот подумалось… Мы тут вместе орудуем, а в Лэ или еще каком Васспарде сидят у камина… Сытые такие, мирные и злятся крест-накрест, что их объедают.
– И пусть их, лишь бы камины и там и там горели, и что поесть бы имелось… Скоро они там?
– Говорят, скоро.
– Я про данариев… Пора бы уже и разозлиться. «Вырвавшийся» вроде прямиком в Нуази дунул, не сворачивая.
– Некуда тут сворачивать. Эрвин, я понимаю, что у тебя руки чешутся, но все же держись в середине. И вообще лучше б ты нас в Барсине ждал.
– Не люблю ждать – умею, но не люблю… Будь я старшим сыном и наследником, мое участие и впрямь отдавало бы авантюрой, а так ничего… Ага, зашевелились!
– Где? – Эпинэ выслал Дракко, вглядываясь в желтые поля. Ноймар был прав, из-за крайних домов показались всадники, пока с десяток. – Нет, этих маловато, они же видят, что нас тут втрое больше. Подтянут еще людей, тогда и начнут.
– Ничего, мы не спешим…
Светило солнце, фыркали и позвякивали железом привыкшие ко всему кавалерийские кони, ржали и рвались впервые угодившие в такой переплет крестьянские лошадки. Дубок украсился тремя повешенными, теперь от телег доносились мясницкое хэканье и отвратительный хруст – халлорановцы рубили убитым головы и складывали у первого из возов. Дювье на правах старшего бросил первый факел, облитые маслом телеги с фуражом вспыхнули сразу, ветерок погнал дым прямо на Робера.
– Иногда север и юг оказываются похожими, – задумчиво произнес Эрвин. – У нас тоже было в обыкновении оставлять врагам подобные послания. Думаешь, сработает?
– Хорошо бы…
Они ждали уже четверть вечности, не отрывая взгляд от просвечивавших сквозь поредевшую листву красных крыш. Дорога была пуста, но у околицы кто-то продолжал гарцевать.
– Есть, идут! – раздалось с дерева, на котором устроился наблюдатель. – До сотни всадников!
– Как и думали… – Робер машинально погладил пальцами рукоять саграннского кинжала. – Все, уходим.
3
Гитару Лисенок добыл прямо-таки королевскую. Черная, со строгим гальтарским узором вокруг голосника, она была достойна куда лучшего музыканта, чем Марсель. К счастью, инструмент родился не в Кэналлоа, а в Урготелле. Валме заподозрил это с первого взгляда, а со второго отыскал искусно вплетенный в орнамент знак мастера – улыбнись ему Рыбка, знакомого!..
– Отлично, – поделился Валме с Котиком, – под гоганскую гитару можно петь о розах, вздохах и стонах.
– Грмрма, – зевнул волкодав и опустил башку на передние лапы, к музыке он был равнодушен. Марсель с удовольствием прошелся по струнам, вспомнил с пяток романсов и страшную балладу, после чего занялся гардеробом. Камердинера виконт с собой не взял, но пару посольских камзолов прихватил, и, кажется, зря. В день рождения регента и «прымпердора» офицеру для особых поручений пристал мундир и только мундир! Выбор костюма обусловил и выбор прически – изрядно отросшие и выгоревшие волосы были стянуты в кэналлийский хвост. Оставалось решить с псом, в интимных покоях принцессы неуместным, но удостоенным из рук провалившегося регента куска, кажется, куропатки. Это все и решило.
– Идем, – велел Валме. – Мы будем пить за здоровье, а ты – есть.
Волкодав охотно встал – то ли понял, то ли догадался, что его ведут в приятное место. По дороге виконту попался принарядившийся Жакна – бакраны прознали о дне рождения своего кумира и как могли это отмечали. Впрочем, кожаные с серебром головные повязки и широкие пояса украсили бы любого. При отсутствии пуза, само собой.
– Я ждал, когда ты пройдешь, – признался Жакна. – Я должен сказать, чтобы ты знал и сказал регенту, который сейчас далеко. Мы всегда будем жить по его слову.
– Замечательно! – Врать, глядя в глаза, Марсель выучился года в четыре, но с Котиком и герардами испытывал некоторую неловкость. – Регент не сомневается, что вы достойны, а сейчас прошу со мной.
– Я иду, – просиял бакран. – Куда?
– На праздник. Ее высокопреосвященства должна услышать песню о девушке на крутом берегу.
– Старшие меня не брали. – На лице Жакны отразилось сомнение. – Что они скажут?
– Не они, а я. Скажу, что на празднике в честь регента должна звучать песня, которую он взял с собой, и что мне, как капитану при особе, виднее, кому быть на балу.
– Я понял, и старшие тоже поймут. Когда мне петь?
– Я тебе скажу, – пообещал Валме, прикидывая, требуется ли бакранской песне аккомпанемент. Пожалуй, что и нет.
– Мы жалеем, что ты покидаешь нас, но это нужно.
– Это очень нужно. Могу я попросить тебя заботиться о Мэгнусе?
– Я буду горд. Жаль, что ты спускаешься с гор.
– Что поделать, – вздохнул Валме, которому тоже было жаль начинающего алеть неба и зубчатого хребта. – Все мы должны возвращаться, ведь без этого не получается уходить.
Возвращаться было в самом деле пора, но вечер обещал стать слишком сказочным, чтобы думать о такой пакости, как политика, и такой прозе, как война. Марсель с удовольствием полюбовался бы на окровавленные горы в обществе Франчески, то есть, конечно же, Елены. Оценил бы красоту пейзажа и Алва, но гости Этери были настроены не столь возвышенно, хоть и выбрались в освещенный факелами садик к родничку.
Навестивший сестру казар был сладок, как инжир, и трепетен, как астры на ветру, из чего следовало, что пирушка имеет немалый шанс обернуться переговорами. Бонифаций с Матильдой, судя по всему, начали праздновать с утра, зато пара пожилых бакранов хранила церковную торжественность. Дуглас и Коннер выглядели попроще, но явно не знали, куда себя девать, а принцесса Этери – о чем с ними говорить. Марсель понял, что делать праздник приятным во всех отношениях придется ему, и прищелкнул пальцами.
