– Ну и где ты болтался? – Генеральский мундир Коннера отнюдь не портил, но в адуанском он был самобытнее. – Проводить «павлинов» не хочешь?
– Именно что хочу, – заверил Валме, – потому и болтался. Как прошло?
– Да ничего вроде… Гости закорючки поставили, потом хозяйка расписалась, а кагеты засвидетельствовали. Все честь по чести, только вместо бедняги Бурраза настоятель руку приложил. Теперь гайифцы, если не заплатят, не только жульем выйдут, но и грешниками.
– Воистину. – Валме приласкал опять нахватавшегося репьев Готти. – Как бы его в седло подсаживать?
– Да запросто, – оживился генерал, – мы своих куда только не возим. Главное, чтоб коняка двойной вес выдержала и чтоб они с псом знакомы были и доверяли друг дружке. Ну и хозяину, конечно, уж больно им обоим неудобно и противно бывает… Если ты провожать надумал, кого-то из моих спе́шить придется, твою красотку как раз перековать взяли.
– Провожать надо так же, как встречал, иначе могут истолковать… Вы идите, мы с Герардом догоним.
Коннер понимающе хмыкнул и потопал к своим адуанам, настоятель поднял руку, благословляя гайифских паломников, и кареты тронулись.
– Сыне, – проревело сверху, – что застыл, аки статуй? Снизойди-ка до нас, грешных.
Валме снизошел, то есть поднялся на террасу, где ныне властвовал Бонифаций. Весь в черном, чисто выбритый, с внушительным обручальным браслетом, он не потерялся б и рядом с папенькой, не то что с тремя гайифцами.
– Ваше высокопреосвященство, – не стал скрывать своего впечатления Марсель, – вы поражаете, как Нохский собор, да стоит он вечно. Много взяли?
– Не дороже денег, а вот что взял ты?
– Ваше высокопреосвященство, – понизил голос виконт, – здесь дама.
– Дама, – вмешалась алатка, удивительно похорошевшая после непадения из беседки, – знает, зачем к нашему хозяину вчера из обители приходили.
– Сударыня, – в самом деле не понял Валме, – вы о чем? Разумеется, святые отцы – те, кто умеет читать, – читают не только писание. Возможно, у них с субгубернатором Кипары одни и те же вкусы, и они, вне всякого сомнения, ведут дела с гоганами, но почему вчера?
– Это я должна сказать?
– Душа моя, – поднял брови Бонифаций, – ты о чем?
– А вы о чем? – прыснула алатка. – Убоялись при мне о веселых девицах говорить, ханжи эдакие! Не застрелю.
– О девицах я говорить могу всегда, – запротестовал Марсель. – А вот о том, что изъял из имущества кипарца – нет, это будет неизящно. Так что смотрите сами, оно у Коннера в обозе. Прошу простить, прибыл мой эскорт.
Славный Жакна не только оседлал козлов, но и нацепил на Мэгнуса нарожные ленты. Это было красиво, это было…
– Ваше высочество, – попросил Валме, – если я не в бою и не в лодке запою про «это было», стреляйте без предупреждения. С вашего разрешения…
Самый большой из не съеденных за столом переговоров фруктов достался и так довольному жизнью Мэгнусу. Горделивое «ме-ме-е-е», не самая приятная козлиная рысца… Ничего, до горного кряжа, который сейчас огибают кареты, рукой подать.
На первом уступе догорал шиповник, и Марсель не удержался, вставил в петлицу красный цветок. Жакна внимательно посмотрел и уподобился. Горная роза в петлице… Почему бы ей не украсить форму бакранской козлерии, которую нужно придумать прежде, чем муж Этери возьмет за образец какой-нибудь кагетский ужас? Бедные бакраны так долго просидели в своей Полваре, что просто не понимают, сколь кошмарны порой яркие краски…
– Капитан при особе, я могу прервать твои мысли?
– Герард, ты можешь все! К тому же я думал о вашем народе.
– Тогда ответь. Премудрая говорит, это знаешь лишь ты. Регент к нам вернется?
– Премудрая?
Ну почему старая карга не назвала кого-нибудь другого?.. Объяви премудрая, что судьба Ворона ведома лишь «капитану при особе», Марсель всерьез уверовал бы в бакранское колдовство, но о возвращении Алвы виконт не знал ничего. Из такой дыры обычным ходом не вылезти, да и пора бы уже объявиться… Значит, погиб?! Не верится! Особенно в Барсине, да и сейчас, в не сдающихся осени горах. Есть люди, без которых мир тускнеет, но камни под копытами поют, а солнце пляшет в дальних ледниках, превращая их в горящий янтарь. И эта роза…
– Ты дал клятву молчать? Тогда не отвечай.
– К кошкам клятвы! – И к кошкам дыру, смерть и прочую дрянь! – Регент вернется, и вернется именно сюда, к вам! Главное… чтоб вы были достойны.
– Я понял. Это самое важное – быть достойным!
– Именно, – подтвердил виконт. Герардов хлебом не корми, дай за кем-нибудь тянуться и чему-нибудь учиться. Вот так и создаются великие Бакрии.
Знакомый переливчатый свист возвестил о том, что пора вниз. Караван они обогнали, осталось красиво встать на склоне – пусть господа гайифцы задерут головы и посмотрят снизу вверх. На козлов, на всадников, на народ, который никто не принимал в расчет, – но когда весы колеблются, бросай на свою чашу все! Хоть бакранов, хоть призраков, хоть дурные стихи… Сейчас можно, и потом «это было» и «это будет» разнятся, как Фердинанд и Лисенок!
– Это будет прекрасно, – заорал Валме, пуская Мэгнуса вниз, где извилистой тропой ползли какие-то букашки, – победить всех врагов и заставить склониться их пред блеском рогов!..
Они вылетели на загодя выбранный разведчиками Жакны уступ, и Валме выстрелил в воздух, привлекая внимание. Маленький Коннер пальнул в ответ, маленький Сэц-Гайярэ поднял руку в благословляющем жесте, маленький, но все равно гнусный Хогберд на горностаевой кляче снял шляпу и церемонно ею взмахнул. Кареты и всадники ненадолго остановились и поползли дальше. Смотреть им вслед и страдать Марсель не стал – он, как и папенька, не любил страданий, даже чужих. Проэмперадор Юга полагал, что врагов не мучают, а убивают, терзаться же по этому поводу столь же глупо, как оплакивать жаркое или меховую оторочку. Офицер при особе регента был согласен с родителем целиком и полностью.
IV. «Сила» («Похоть»)
[7]При нашем нынешнем положении самым разумным было бы ничего не щадить.
Ответ Шарля де Голля Полю Рейно
