– Вот для чего ты раскрыл мне свои тайны, – прошептала Ева, глядя на давно забытые всем строки старого дневника. Усталый шелест старых писем, давних слов… Повернула голову – движение теней в полумраке. Вот что становится самым главным вопросом.
Шершавый голос впервые появился, как только они стали приближаться к Университету. Ключ Фёдора помог его понять. А амулет и сон этой ночи заставили прочитать дневник. Всё связалось… только вот для чего? Почему, зачем дневник раскрылся именно перед ней? Ева обязана что-то понять. И теперь Петропавел не сможет так просто отмахнуться от неё. В мире, конечно, существуют двойники, но уж больно поразительное сходство. И, вероятно, Ева единственная, кто об этом знает…
Грххп-ктсм-хм-пр…
Девушка дёрнулась, как от удара током. Сейчас этот трескуче-пустотный звук прозвучал настолько громко, словно тот, кто издавал его, находился совсем рядом. Глаза девушки чуть расширились: ключ, лежащий на чистой последней странице, выглядел необычайно ярким. Всё связалось,
(зачем?)
ключ требовал, настойчиво звал.
Грххп-ктсм-хм-пр…
Наверное, Ева всё-таки перестала бояться этого звука. Но смыкая пальцы вокруг ключа, она почувствовала укол глухой тоски в сердце. И услышала: «Впусти меня».
– Кто ты? – тёмной хрипотцой сорвалось с губ девушки.
Тишина. Нет ответа. Густая, всё заполнившая тишина, лишь тени в полумраке. Ева ждала. Крепко, почти до боли сжимая в кулаке ключ. Но вместо ответа на её вопрос теперь уже тихо, будто издалека, повторилось: «Впусти меня».
Глава 15
Ещё один сеанс гипноза
1
– Они собираются погрузить меня в гипноз, – мрачно сказал Алёшка.
Ева его слушала невнимательно. Полностью погружённая в свои мысли, она пришла вернуть ключ.
– Завтра, – добавил Алёшка. – Ты веришь в эти штуки?
– А… не знаю.
– Я нет. Мало ли чего я им наплету под гипнозом?! Не всему можно верить… Я не помню половины и не хочу вспоминать. Лженаука…
– Что тебя беспокоит? – рассеянно поинтересовалась Ева.
– А ты не понимаешь?! – неожиданно рассердился Алёшка. – Или тебе всё равно?
– Послушай… – До Евы наконец дошло, что происходит с парнем.
– Я не хочу, чтоб копались в моей голове, – перебил он. Взгляд беспокойный, под большими карими глазами залегли тени. – Не хочу переживать это заново.
– Послушай, – повторила Ева, устыдившись собственного эгоизма. – Ты прости меня… Тоже тут навалилось много всего.
– А у тебя-то что? – Такой едкой насмешки она от него никогда не слышала.
Девушка вздохнула:
– Не надо нам ссориться. Я представляю, каково тебе пришлось там… Столько пережить. И конечно, ты…
– Напуган?! Да, Ева, мне страшно. Представляешь? Мне очень страшно.
– Ну, зачем ты так? Я лишь к тому, что любой бы на твоём месте…
– Я не герой, Ева! Не эти бесстрашные гиды, с которыми ты привыкла общаться. Просто смотритель…
– Зачем ты пытаешься меня обидеть?
– …в отделе рухляди.
– Я ведь извинилась уже. Я… любой бы на твоём месте был бы… напуган.
Алёшка отвернулся:
– И не верю я, что выйдет польза.
Ева с сочувствием взяла его за руку, но он отдёрнул свою.
– Ты ведь знаешь, Петропавел очень деликатен в таких вещах. – Она улыбнулась, впервые поймав себя на том, что успокаивает его, как ребёнка. – Он не причинит тебе вреда. Это необходимо и для тебя тоже. Если убийца… Необходимо для всех.
Он посмотрел на неё. Отрицательно помотал головой.
– Мне ведь почти сразу досталось. Что я могу вспомнить? – Вид у него был очень несчастный.
Ева всё-таки взяла его за руку:
– Меня не пустят на гипноз. Но я буду ждать тебя здесь. Просто чтобы ты знал, что тебя ждёт друг.
Алёшка слабо улыбнулся:
– Ладно… Это ты прости меня. Просто… Чего пришла-то?
– Я?! А мне… вернуть ключ. Мир?
– Конечно, – посмотрел на неё застенчиво. – Вот и у нас чуть первая ссора не вышла.
– Не бойся завтра ничего, – сказала Ева.
Он пожал плечами.
– Послушай, Петропавел тебе друг. Ты пережил ужасное. Твой страх – это нормально. Главное, не считай это трусостью. Хорошо?
– Постараюсь, – пообещал Алёшка. Он вроде бы был уже в норме.
«Вот и молодец, – подумала Ева. – И вообще, ты недооцениваешь себя».
Но она не стала этого говорить.
2
Старик нравился девушке за стойкой. Он приходил сюда каждый день и сидел тихонько в своём уголке, никому не мешая. Правда, пил он много, но никогда не буянил и всегда покидал «кафешку» – как тепло, но без особого пиетета и без всяких иллюзий сотрудники и клиенты прозвали этот придорожный шалман «У дяди Миши» – на своих двоих. Опять же свою пенсию пропивал не с бомжами на лавочке, а тянуло его к людям, в относительную чистоту. Девушке за стойкой было жаль этого одинокого старика. Что-то в нём было… И в его ясных светлых глазах, печальных, конечно, но порой в них чудилось какое-то неведомое безграничное понимание.
«Вот оно, одиночество», – думала девушка за стойкой. Правда, она и сама была известна склонностью к выпивке, поэтому её фантазии никто не воспринимал всерьёз.
Девушку за стойкой звали Евдокией, и сегодня у неё выдался не самый простой день. В отличие от остальных работников «кафешки», невнимательных, нелюбопытных и, собственно говоря, равнодушных ко всему, кроме себя любимых, она не считала, что всё в порядке, беспокоиться не о чем. Потому что всё было совсем не в порядке.
* * *
Старик не знал, что его тянуло в это кафе. Только почти каждый вечер он приходил сюда. О себе он тоже толком ничего не знал. Соседи из тех, кто поначитанней, считали, что у него деменция, старик путался с историями о своём прошлом, часто выдавая взаимоисключающие версии, но наверняка ничего не помнил. Кстати, о существовании терминов «деменция» и «ложные воспоминания» он также узнал относительно недавно. И это были «цветочки». Что-то происходило со стариком в последнее время. Непонятным образом ему открывалось существование вещей, о которых прежде он даже не догадывался.
Днём кафе «У дяди Миши» посещали студенты. Почему-то он считал их семинаристами, хотя, скорее всего, они таковыми не являлись. Старик привык к их обществу, но никогда не пытался заговорить. А как-то (не так давно, скорее всего) впервые прислушался. «Это некорректное выражение», – поймал он себя на мысли, совершенно не представляя, о чём речь.
«Они ошибаются».
