Гендальф-конунг взял с собой пленницу в качестве проводника по земле колбегов и пока еще ни разу об этом не пожалел. Девчонка и впрямь знала здесь всю округу, выбирая для викингов самые удобные тропы и самые безлюдные места. Это вынуждены были признать и проводники – пашские викинги и бонды. Даже сам суровый Сверир Береста не считал зазорным советоваться по пути с рабой!
По белесому небу пролетела звезда, упала где-то за лесом, а, может быть, просто растворилась в воздухе. В ближних кустах закуковала кукушка.
– Ой… что-то нынче холодно стало…
Сняв с себя плащ, юноша быстро набросил его на плечи Хельги… настолько быстро, что девушка даже не успела не то что возразить – дернуться. А когда попыталась, то это уже выглядело бы очень даже невежливо.
– Не забывай, славный воин, я – рабыня. И твоя честь…
– Я сам – бывший раб, – тихо сообщил Ульф. – И моя честь от общения с тобой не пострадает, уж будь уверена.
Где-то вдалеке, на болоте, вдруг послышался чей-то пронзительный крик. Девушка встрепенулась.
– Ну-ну, – поспешно успокоил парнишка. – Что ты дергаешься-то? Это же просто выпь.
– Да… – прошептала Хельга. – Они так и кричат – как выпь. Или как филин. И всегда нападают ночью. Боюсь, какому-то селению сегодня не повезло.
Юный викинг удивленно вскинул брови:
– О ком ты? Кто-то здесь может ночью напасть?
– Я говорила уже вашему ярлу…
– Конунгу!
– Конунгу, – девчонка снова прислушалась и тихонько вздохнула. – Пожалуй, ты прав, Ульф. Это просто выпь.
Ульф! Она первый раз называла его по имени! Юноша довольно улыбнулся и подсел к девушке ближе:
– Тут трава сырая, ага… Давай плащ постелим?
– Давай… Однако поздно уже… Кони волны гонят огни небесной пучины…
– Поздно… Как ты сказала? Кони волны… Да ты скальд!
– Немного умею…
Оба говорили все тише и тише. Обоим давно пора было ложиться спать, ибо завтра предстояла утомительная дорога и, вполне вероятно – бой. Однако никто не спешил уходить… Ульф осторожно обнял девчонку за талию:
– Знаешь, Хельга… ты такая… такая…
– Какая? – озорно сверкнув глазами, пленница повернула голову.
Повернулся и Ульф… Их губы встретились. Совсем случайно… или, может быть, нет?
На болоте, за лесом, снова закричала выпь…
Утром, как и всегда, викинги поднялись рано, еще до восхода. Не разжигая костров, подкрепились тем, что оставили с ужина, сам Гендальф с удовольствием доел превратившуюся в желе уху. Похвалил, облизав ложку:
– Хороша рыбка!
– Сегодня нам надо обязательно зайти во Фьорнборг, – подойдя к вождю, вежливо напомнил Сверир. – Караульные видели в лесу силки и настороженные луки. Не может быть, чтоб местные охотники не заметили нас. Если будем таиться и дальше, нас неминуемо примут за врагов.
– Да, – Гендальф согласно кивнул. – Пожалуй, нам и впрямь пора показаться.
Обернувшись, Странник поискал глазами Хельгу. Нашел. Улыбнулся. Спросил:
– С какой стороны нам лучше подойти к селению? Чтоб заметили издалека, что поняли, что мы не враги.
– Лучше со стороны ручья, – тут же посоветовала девчонка. – Там почти нет леса. Покосы да заливные луга. Нас увидят.
– Хорошо. Там и пойдем. Атли! Как подойдем ближе, труби в рог, что ест мочи!
– С-сделаю, конунг. Не сомневайся – услышит и м-мертвый.
Первым, кого увидели викинги, был мертвый пастушок. Брошенное кем-то короткое метательное копье просто-напросто пригвоздило парнишку к стволу старой березы, пронзив несчастному грудь – настолько сильным оказался удар! Рядом, в траве, лежал пронзенный стрелою пес. Весь скот был перерезан, вырезанные куски мяса напавшие, вероятно, унесли с собою. Все, что смогли.
Деревня издалека казалась целой. Ничего не горело, даже дымки от очагов не вились в небо, и совсем не лаяли псы. Все это выглядело весьма подозрительно, впрочем, на что-то иное Гендальф и не рассчитывал, ясно было – селение разорили неведомые враги. И напали они совсем недавно, скорее всего – ночью, ибо ночи сейчас стояли светлые.
– Ну, что? Пойдем, глянем? – настороженно приказал вождь.
Воины вытащили мечи, выставили вперед копья… пошли, обозревая окрестности внимательным взором готовых ко всему бойцов.
Никто не напал. Не выскочил из кустов с молодецким посвистом, не пустил из засады стрелу, и тревожный звук рога не огласил всю округу. Напали ночью. Тихо подошли к селению, убрали стражу и тихо перебили всех. Воинов, стариков, детишек… Повсюду в хижинах и подле них лежали трупы. Погибли там, где их застигла смерть. Большинство поразили стрелами, но вполне достаточно было и таких, кому размозжили головы дубинами.
– Девок м-молодых почти н-нет, – буднично сообщил Атли. – И парней. Понятно – увели на продажу.
Сверир же, прислонив руку козырьком ко лбу, внимательно смотрел вдаль, на вытоптанные поля, на луга, заваленные зарезанным скотом. Смотрел и все больше хмурился.
– Что там не так, Береста? – Гендальф подошел ближе.
– Все не так, конунг, – покачал головой суровый викинг с Паши-реки. – Я только что видел двух всадников, скрывшихся в лесу. Судя по всему – местные. Думаю, они обвинят во всем нас!
– Надо немедленно д-догнать их и убить! – Атли распаленно покрутил секирой.
– Вряд ли догоним. К тому же могут быть и другие, – резонно возразил вождь.
Сверир погладил бороду и хмыкнул:
– Тогда надо найти истинных убийц. Всего-то! Клянусь молотом Тора, совершенно не знаю, как это сделать.
– Я знаю, – прозвучал уверенный голос.
Все разом обернулись…
– Я знаю, кто их убил, – повысив голос, повторила Хельга. – И догадываюсь, где искать убийц.
Рабыня привела викингов в глухое урочище, расположенное не так и далеко от Воложбы. Погода хмурилось, дело шло к дождю. Высокие черные ели вершинами царапали небо, густые папоротники покачивались в такт шагам воинов, рядом, в глубине оврага, журчал ручей и шипели змеи. Не одну такую гадину викинги раздавили по пути, остальные расползлись, попрятались под корнями, становясь легкой добычей ежей.
– Здесь уже рядом, – предупредив, девушка вдруг повернулась к Ульфу. – Мне снилось: кровавый меч извлечен из одежды твоей… об этом молчать не стану!
Атли с Хальвданом, стоявшие рядом с вождем, с удивлением посмотрели на Хельгу:
– Ты умеешь складывать висы?
Гендальф тоже был поражен: умение слагать висы и героические поэмы – саги, считалось у викингов доблестью ничуть не меньшей, чем проворство в бою.
– Что ж ты молчала?
