– А ну-ка, повернись, – тут же распорядился Гендальф.
Потупив взор, пленница покорно повернулась… точеная фигурка, стройные бедра – все при всем… И белесые шрамы – через всю спину! Видно, когда-то стегали плетьми… А под левой лопаткой девы синела свернувшаяся клубком змея с поднятой головой и раскрытой пастью!
– Это сделали те, от кого я бежала, – вздохнув, пояснила раба.
Князь вскинул голову:
– А ну-ка, подробней! Хотя… оденься сперва… Там, у левого борта, сундуки – возьми себе что-нибудь…
Дева поскромничала, выбрав простое льняное платье из выбеленного на солнце холста и синюю тунику на тонких лямках. Фибулы тоже взяла бронзовые, не золотые. И еще – с разрешения вождя – повесила на грудь такую же бронзовую подвеску в виде молота Тора. Оберег.
Волосы расчесала гребнем, такая стала красавица – не отвести глаз!
– Как звался твой народ?
– Колбинги… Многие говорят – колбеги, а некоторые обзывают кюльфингами – дубинщиками. Это неправда, у наших воинов есть и мечи, и секиры, и копья! Нет только порядка на нашей земле.
Девушка снова вздохнула и потупила взор.
– Колбеги, говоришь? – Гендальф радостно потер руки. – Ну-ну… Ты хорошо знаешь эти места?
– Эти не очень, – честно призналась пленница. – Но свои родные – знаю. Ти-хвин-река. «Злой поток» значит.
– А зовут тебя как?
– Хельга.
– А шрамы? Плеть?
Хельга закусила губу:
– Я не очень хорошая раба. Говорят, ленивая…
Видно было, что девчонке не очень-то приятно касаться этой темы, и конунг не стал настаивать, тем более пора было трогаться в путь.
Викинги взмахнули веслами, и три драккара свирского конунга неспешно пошли вверх по Паше-реке. Плыли очень осторожно, то и дело останавливались, промеряли глубины. Река сузилась, течение стало быстрее, и гребцам приходилось прикладывать немало сил. За четыре часа викинги вымотались, как псы… впрочем, они были псы, псы моря, ныне вынужденные скитаться по узкой реке.
Пашский ярл Эгиль Кривая Лыжня поначалу принял гостей настороженно, что было и понятно – поди, пойми, кто тут на трех кораблях приплыл? И, главное, зачем? Может, всех тут пожечь, пограбить.
Стараясь поскорей проскочить сей неловкий момент, Гендальф лично отправился пешком к видневшейся на излучине массивной бревенчатой башне, над которой трепетал синий, обшитый серебряными нитками флаг с изображением волка. Судя по описанию Эдны, усадьба Эгиля выглядела именно так.
Конунг подошел к воротам безоружным, в сопровождении лишь двух верных людей – Ульфа и Хальв-дана, те тоже были без оружия, но, как и вождь, при кольчугах. Сверкающие кольчуги, цветной плащ, золотые браслеты и кольца – все это должно было показать местному ярлу, что перед ним не какие-нибудь там лесные бродяги, а люди в высшей степени солидные, имеющие немалую власть.
– Кто такие? – осведомились воины с воротной башни. Они тоже были в шлемах, только вместо кольчуг – кожаные куртки с нашитыми полосками железа.
Ухмыляясь, выступил вперед осанистый здоровяк Рольф:
– Скажи своему ярлу, пожаловал в гости его родич, славный Гендальф Странник, конунг Свири-реки и всех прочих земель. Муж красавицы Эдны, дочери славного Эйрика Железная Рука!
– Эйрик Железная Рука – мой дядя! – склонился с башни молодой человек в дорогом чешуйчатом панцире и округлом шлеме, щедро отделанном золотом. – А Эдна – моя двоюродная сестра. И кто ее муж? Ты, славный конунг?
– А то ты не слышал, – усмехнулся Гендальф.
– Слышал, – Эгиль горделиво приосанился и расправил плечи. – Не в такой уж и глуши мы живем. Я имею в виду, не в такой глуши, как вам кажется. Ведь, кажется, да?
– Ну да, – согласно кивнул вождь.
Ярл шмыгнул носом и недоверчиво прищурился:
– Значит, ты – супруг Эдны? А ну-ка, скажи, может быть, она что-то про меня рассказывала? Что-то такое, что знали лишь мы с ней.
– Рассказывала, – пряча усмешку, покивал молодой вождь. – Говорила, что ты, уважаемый ярл, умеешь считать лишь до ста. А все, что больше, называешь одним словом – много.
– Верно! – засмеялся Эгиль. – Это, конечно, не так – я и до трех сотен сосчитать могу свободно. Но уж больно нравилось сестрице надо мной шутить.
– Кстати, Эдна передала тебе послание, славный ярл, – Гендальфу уже надоело стоять у ворот, как бедному родственнику. – Найдется, кому прочесть?
– Найдется! – снова приосанился ярл. – У меня жена – редкостная грамотейка! Она даже понимает латинскую речь, представляете?
– Откуда ж такая? – услыхав про латынь, Гендальф искренне удивился.
– Из колбегов, – махнув рукой, Эгиль попросил перебросить послание через ворота, что по знаку вождя и проделал Рольф.
То ли супруга ярла оказалась не такой уж и грамотейкой, то ли Кривая Секира чересчур сильно метнул пергаментный свиток, а только конунг со своей малочисленной свитой простояли под воротами еще минут десять… И только потом тяжелые створки, наконец, раскрылись, и уже потерявшие всякое терпение визитеры вошли на просторный, мощенный сосновыми плашками двор.
Кроме башни и частокола, внутри крепости оказались многочисленные жилые помещения и хозпостройки – амбары, птичники, конюшня. Рядом с башней располагались хоромы вождя – три бревенчатых сруба под одной вальмовой крышей, крытой сверкающей серебром дранкой.
Навстречу гостям спустился из башни сам ярл с супругой и свитой. Эгиль уже снял шлем, золотистые, как и у сестры, волосы его нимбом сияли на солнце, светлая небольшая бородка была заплетена в щегольские косички-вилы. Рядом с ярлом улыбалась миловидная девушка в желтой тунике и с длинными темно-русыми волосами, завязанными на макушке узлом и стянутые узенькой шелковой лентой. По всей видимости – это и была знаменитая «грамотейка» супруга. Симпатичненькая, да, но, верно, та еще зануда! Ей бы очки – типичная отличница-«ботанка».
– Я слышала про тебя, славный Гендальф-конунг, – вместо ярла разговор начала его зануда-жена. – Входи же в наш дом со всеми своими людьми. Будь нашим гостем.
Эгиль дал Гендальфу одних лишь проводников, в воинах конунг не нуждался. Викинги вновь спустились обратно, по Паше-реке, до того самого места, где течение поворачивало на север. Там, среди лесов, располагалось большое селение под «говорящим» названием Кривой Наволок. Местные жители подчинялись Эгилю-ярлу, платили ему дань, а потому без лишних вопросов истопили баньку высоким гостям. Топилась банька, конечно, по-черному, и ей был рад, пожалуй, один только Гендальф да выходцы из Альдейгьюборга, остальные викинги парную не жаловали, предпочитая бултыхаться в реке.
Белоголовая Хельга, юная рабыня без роду и племени, старалась угодить новым хозяевам во всем, исключая, пожалуй, того главного, что больше всего нужно мужчинам от женщин. Пленница очень боялась понести, ибо было еще не известно, как сложится ее дальнейшая жизнь. Родить никому не нужного малыша, да потом мыкаться – так Хельга не хотела, а потому вела себя весьма разумно и осторожно. Готовила пищу, стирала, но трогать себя не позволяла, осаживала. Да к ней особо и не лезли, все знали, сам конунг приказал девчонку не обижать.
