Правое крыло третьего этажа предназначалось
для гостей. Нам выделили по огромной, шикарно обставленной комнате. К моей
прилегал небольшой санузел с унитазом, ванной и душевой кабиной. Зато между
спальнями Кирюши и Лизаветы простиралось бело-розово-золотое великолепие с
джакузи, двумя рукомойниками и неисчислимым количеством шкафчиков. В первый же
вечер дети вылили в ванну полфлакона геля и потом в полном восторге визжали,
глядя, как пузырящаяся пена подпирает потолок; дальше шли еще комнаты для
гостей, но пустые. В левом крыле жила Тина, тоже не обделенная количеством
квадратных метров. Все принадлежавшее ей пространство было завалено игрушками,
книжками, дисками и дискетами, компьютерными играми, косметикой, журналами,
коробками конфет.
Тина понравилась мне сразу. Из этой
тринадцатилетней девочки ключом била энергия. Тихо разговаривать она не умела и
носилась по дому словно смерч, частенько роняя стоящие тут и там напольные
вазы, статуи и журнальные столики. Глаза ее блестели, волосы развевались, и она
ухитрялась быть одновременно на первом, втором, третьем этажах, в саду и
бассейне.
Куда меньше пришлась мне по душе другая
девочка, вернее, девушка, тоже обитавшая на третьем этаже. Анжелика, внучка
Глеба Лукича от какого-то прежнего брака. Девице недавно исполнилось
восемнадцать, но она, похоже, задержалась в подростковом возрасте, потому что
заявляла порой вещи, более подходящие для капризной тинейджерки, чем для
студентки. А Лика перешла на второй курс суперпрестижного института
юриспруденции и дипломатии.
– У нас семестр стоит десять тысяч
долларов, – гордо заявила она, когда я, желая завести разговор,
поинтересовалась, хорошо ли преподают в этом вузе разнообразные науки.
На третьем же этаже оказался и брат Тины Ефим
с женой Кариной. Впрочем, вечером того дня, когда Глеб Лукич привез нас,
появился еще и его племянник Максим с девушкой, которую он представил всем как свою
невесту Настю. Так что народу обедать тут садилась целая куча.
По дому молчаливыми тенями скользили слуги.
Улыбчивые, приветливые, мигом выполнявшие все просьбы и приказания. Стоило мне
обронить в столовой, что я люблю перед сном почитать детективчик, набивая при
этом рот шоколадками, как вечером ночник на тумбочке возле моей кровати был
заменен на элегантную настольную лампу, а у окна появился стеллаж, заставленный
криминальными романами. Метаморфоза произошла, пока я ужинала. Кто-то сгонял в
город, скупил целый книжный магазин, а потом расставил тома на полках. Более
того, каждый вечер на тумбочке, как по мановению волшебной палочки, возникала
коробочка восхитительного бельгийского шоколада.
Я попыталась поблагодарить Глеба Лукича, но
хозяин равнодушно пожал плечами:
– Марине вменяется в обязанность
ухаживать за всеми, она получает зарплату.
Марина, очевидно, исполняла роль экономки. Я
так и не могла сообразить, живет она в доме или приезжает? Вроде комнаты у нее
тут нет, но во вторник, выпуская в семь утра во двор объевшуюся курятиной Мулю,
я увидела ее в холле, как всегда безукоризненно причесанную, а в среду,
спустившись около полуночи на кухню за водой, обнаружила ее, помешивающую какао
для Тины, которой приспичило испить горячий «Несквик» в кровати. Вот повар,
малоразговорчивый Евгений, уходил после девяти. Впрочем, у Ларионовых имелись
еще горничные, шофер, садовник и два совершенно квадратных охранника, посменно
сидевшие у ворот. Кое-кто из прислуги жил в маленьком домике в глубине сада.
В понедельник вечером в шкафах таинственным
образом появилась одежда, обувь, белье и даже косметика с парфюмерией. Я
порылась в хорошенькой розовой сумочке, забитой до отказа продукцией «Буржуа».
Ладно, предположим, таинственный некто ловко угадал все мои размеры, но как он
догадался, что я люблю помаду «золотой песок», коричневатые румяна и бесцветную
тушь? К тому же на столике стоял грушевидный флакон «Шисейдо». В конце мая я
самозабвенно нюхала продукцию этого опарижевшегося японца и не купила только
потому, что задушила жаба.
Одним словом, я никогда до сих пор не жила в
подобном доме, обласканная заботой, в комфорте и полном благополучии. Делать
мне было решительно нечего: убирали комнаты, готовили еду, стирали и гладили
тут наемные люди, поэтому я валялась в саду на раскладушке под балдахином в
окружении детективов и тарелок с фруктами. Стоило слопать персики или клубнику,
как пустая емкость мигом наполнялась доверху. Собаки и кошки носились по
газонам и клумбам, им никто не делал замечаний. Садовник, заботливо поправляя
сшибленный Мулей куст роз, ласково приговаривал:
– Ах ты, шалунишка, смотри, уколешься,
плакать будешь!
Кирюшка и Лизавета вместе с Тиной с гиканьем
бегали по огромному участку, истребляя в гигантских количествах мороженое.
Погода наладилась, солнце сияло в небе, приятный архитектор притащил план дачи,
с нашего старого участка изредка доносился шум. Там разбирали повалившийся дом…
Все делалось само собой, быстро, споро, ловко… А еще Евгений оказался
потрясающим кондитером: торты со взбитыми сливками, булочки с корицей, рулеты с
маком… Одним словом, это был самый настоящий рай на земле, и лето обещало стать
великолепным.
Глава 3
Любимым развлечением Тины было пугать
окружающих. Впрочем, к сердитой Анжелике, мрачному Ефиму, его постоянно
молчащей жене, к Максиму и Насте она не привязывалась. Основным объектом для
шуток была избрана Рада, с удивительным постоянством попадавшаяся на крючок.
Правда, в понедельник Тина налетела на меня в коридоре и, всхлипывая, показала
почти отрезанный палец на правой руке, жуткий, окровавленный, тошнотворный… Но
я только рассмеялась.
– Э, нет, дорогая, знаю, знаю, видела
такие приколы в подземном переходе у метро.
– Тебя не обманешь, – весело
подскочила Тина. – Слушай, как сейчас Рада завизжит.
Вымолвив эту фразу, девочка полетела в
гостиную, откуда незамедлительно раздался сначала вопль ужаса, а потом хохот.
Рада вновь наступила на те же грабли.
Во вторник Тина подсунула мачехе резиновую
куриную ножку, а в среду заменила в ее спальне ночной крем на некоторое
снадобье, от которого Рада мигом пошла синими пятнами. Впрочем, отметины легко
смылись простой, чуть теплой водой. Но отчего-то последняя шутка обозлила Раду.
– Ну погоди, – пригрозила
она, – я отомщу жестоко!
В четверг мы с Тиной после обеда пошли в
бассейн и завизжали. На воде лицом вниз покачивалось безупречно красивое тело
Рады. Блондинистые волосы разметались по глади воды. Правда, через секунду я
поняла, что шевелюра слишком длинная. Кудри Рады достигали плеч, а у
«утопленницы» мотались ниже талии. Впрочем, Тина тоже поняла, что к чему, и, с
громким смехом нырнув в бассейн, отбуксировала к бортику резиновую куклу,
пугающую своей натуральностью.
– Ну, Радка, – щебетала Тина, –
ну, дела! До сих пор она только пугалась!
