— Я внимательно выслушал подполковника, ознакомился с документами и, мягко говоря, удивлен!.. Ставка производит интенсивную переброску войск... В условиях такой передислокации, в условиях предстоящих стратегических ударов, — подчеркнул Кирилюк, — малейшие разведывательные каналы должны перекрываться немедленно! Между тем, в тылах фронта около месяца активно действует сильная резидентура противника, а эффективных мер к пресечению ее работы до сих пор не принято. Рация пеленговалась четырежды: один раз из Шиловичского леса и трижды из других мест, однако даже вызывная частота не была установлена. Так что же это, спрашиваю я себя, — недосмотр, медлительность или халатность?! И в любом случае — безответственность!..
— Вы несколько преувеличиваете, — поморщился Мохов.
Егоров с интересом посмотрел на Кирилюка.
— Ничуть! Я никогда и ничего безапелляционно не утверждаю. Из доклада подполковника Полякова стало ясно, что фактически имеются две зацепки, и те не разрабатываются в темпе, а мусолятся! Мое мнение — это не розыск, а мышиная возня! Если оставить оплошности и недоделки, самое удивительное, что большинство розыскных действий основано на интуиции; не на фактах, а на предположениях! Подполковник Поляков предполагает, что в северной части Шиловичского леса есть тайник, в котором спрятана рация. Это опять-таки всего-навсего предположение — хрупкое, шаткое и ничем не обоснованное, одна из маловероятных версий, но на этом построен план поимки. Между тем основное внимание группы розыскников направлено на этот массив: решение, с моей точки зрения, выглядит неубедительным и поспешным. А если версия окажется ложной? И почему по столь ответственному делу работает всего одна группа? Вместо того, чтобы усилить группу, взяли розыскника...
— Я не склонен пока делать категорические выводы, — перебил Кирилюка Мохов и заметил, — но ощущение некоторой пробуксовки возникает — группа Алехина неделю занималась лесом под Столбцами.
— А результат?! В предположениях контрразведки фронта, на которых основывается план реализации дела, имеется существенный и крайне опасный методологический изъян: то, что кажется более вероятным, принимается за абсолютную истину, за то, что наверняка должно произойти, хотя в жизни нередко случается и менее вероятное. Ведь случается? — спросил Кирилюк Полякова.
— Да, бесспорно, — согласился подполковник.
— Вот видите! Далее... В Каменке у Павловского — родная тетка, однако засада устроена на хуторе, где живет бывшая батрачка его отца... Почему? Капитан Алехин, как мне известно, предполагает, что ребенок у нее от Павловского. Допустим, это действительно так, но домысливать здесь человеческие чувства, ну извините!.. А старшему группы, да и начальнику отдела, Павловский, видимо, рисуется любящим заботливым папашей. Предположение сентиментальное, идущее от полного непонимания личности изменника и шпиона Павловского! Неверное не только психологически, но и с классовых позиций! А оно, как ни печально, определило выбор объекта для засады.
Поляков, не поднимая глаз на Кирилюка, недоуменно пожал плечами.
— Что вы предлагаете? — спросил Мохов Кирилюка. — У вас есть конкретные предложения?
— Да. Во-первых, прежде всего следует решительно активизировать розыск. Для этого считаю необходимым принять организационные меры в отношении Алехина и его группы. Нужно немедленно — для пользы дела! — подчеркнул Кирилюк — отстранить всех троих от розыска с назначением строгого расследования и обязательным упоминанием в приказе о суде военного трибунала! Даже если они и не заслужили наказания, но результата ведь нет! И ничего страшного не произойдет, если несколько суток они пробудут в подвешенном состоянии. Оговорюсь сразу: вовсе не обязательно предавать их суду, да и расследование производить, возможно, не следует, но приказ этот нужно сейчас же довести до сведения всего оперативного состава. Психологический эффект этого мероприятия, такой меры гарантирован! Мы припугнем не только группу! Все остальные тоже почувствуют свою ответственность в случае отсутствия результата. И как почувствуют — реально, обнаженно! Это активизирует, оживит розыск. Поверьте, чтобы избежать наказания, избежать такой же участи, все из кожи вон будут лезть.
Пока Кирилюк говорил, Егоров что-то написал в блокноте и пододвинул его Мохову. Тот посмотрел и негромко спросил:
— Честно?! По-большевистски?
— Да.
— Дерьмо, — ответил Мохов.
Кирилюк сделал паузу и обвел взглядом сидевших за столом — все молчали. Он собрался продолжать, но в это мгновение Егоров, откинувшись на спинку кресла, с властным нахмуренным лицом громко, отчетливо произнес:
— Придумывать виновных и запугивать людей — не шпионов ловить: большого ума не требуется! Как у нас любят в трудные минуты людей запугивать!
И в своей обычной отрывистой манере резко спросил:
— Кто вы?!
— Как кто?.. Майор Кирилюк.
— Что майор, вижу! И фамилию слышал и должность нынешняя известна! А профессия — чем занимались до контрразведки?
— Перед войной окончил юридический институт. С отличием...
— А-а, прокурор? — словно враз уяснив себе все непонятное в этом человеке, воскликнул Егоров, и лицо его заметно смягчилось. — Так и дышите! И мышление и речи у вас прокурорские! Только ведь для этой профессии объективность и справедливость тоже важнее психологических эффектов и запугиваний!.. Извините, но я вынужден задать вам пару вопросов... Скажите мне, майор, только честно, как на духу: вы шашлык по-карски уважаете?
— Уважаю, — улыбнулся Кирилюк.
— Я тоже, — признался Егоров и быстро с задором спросил: — А борщ с черносливом?
— Любимое блюдо!
— Вот видите, значит хоть по каким-то вопросам у нас может быть единое мнение. Что ж, тогда дело не безнадежно, тогда можно разговаривать... Извините, мы отвлеклись, вы, кажется, хотели еще что-то сказать.
— Да. У меня есть еще и второе важное конструктивное предложение, — твердо заявил Кирилюк и перевел взгляд на Мохова, — и я выскажу его здесь, хотя уже понял и почувствовал, что подполковник Поляков, да и начальник Управления, относятся к нему без энтузиазма, отрицательно.
Кирилюк помедлил секунды и убежденно продолжал:
— Мы не можем, не имеем права надеяться только на розыскные мероприятия и ждать спокойно субботы, а тем более воскресенья. Если двенадцать суток поисков не дали результата, почему эти два дня его дадут...
— Да, двое с половиной суток — это много, — некстати замечает Мохов.
— Много?! Не блох ловим! — парировал Егоров.
Неожиданная поддержка Мохова вдохновила Кирилюка. С каменным лицом, отчего оно еще больше вытянулось, и твердостью в голосе он продолжил, повторяя ранее высказанное:
— От нас требуют самых решительных действий... Речь идет о раскрытии агентами нашего стратегического замысла... Это дело не последнее... Пренебрегать хотя бы малейшей возможностью — преступление!.. И тут пощады не ждите!.. Все, что было изложено в версиях, — туманно и неубедительно... Все покоится в розыске только на предположениях, а не фактах... Понимать-то вы все понимаете, а вот делать — не делаете. — И, после паузы, многозначительно заключил: — В этих обстоятельствах для престижа совершенно очевидна необходимость проведения — незамедлительно! — войсковой операции. Возможно ли это?.. Вполне. А вами этот вопрос рассматривался?
