И, между прочим, это был женский голос.
– Я хочу говорить со старшим. Повторяю: говорить со старшим! – настаивала некая спесивая особа.
Я сразу открыл глаза и энергично потер лицо ладонями, чтобы поскорее прийти в себя.
Из голограммы на меня, на всех нас, смотрела прекрасная женщина. Невероятно, невыразимо прекрасная.
Нет-нет, не подумайте! Я видал вблизи всяких красоток, в том числе и экстракласса. Да чего там, я даже был практически женат на принцессе Лихтенштейнской. Пусть и гражданским браком. Пусть и совсем недолго.
И все-таки эта особа, нарисованная голографическими проекторами молескина, была прекрасна до абсолютной жути. Сюрреалистически хороша. Рядом с ней сирены из Лунного Контроля – включая «мою» Виолу – казались дурнушками.
Это как если бы, знаете… Как если бы у тысячи мужчин собрать из головы их фантазии – о том, как должна выглядеть идеальная женщина, – и на основании этих фантазий слепить Мисс Совершенство.
Одного взгляда на изображение было достаточно, чтобы понять: никакой такой Мисс Совершенство в реале не существует.
«Слишком хорошо, чтобы быть правдой», – эта затертая формула подходила здесь как нельзя лучше.
(Мне вспомнились слова Литке, оброненные накануне: «Черные археологи» всегда берут женский облик для контактов. Совершенно непонятно почему… Может, их «психологи» рассудили, что это располагает к откровенности мужчин, с которыми в подавляющем большинстве случаев им приходится иметь дело?»)
– Старший здесь я. Моя фамилия Литке, – ответил наш шеф молескину. – Приветствую народ Плейоны.
До меня продолжало доходить. Народ Плейоны! «Черные археологи»! Они вышли с нами на связь, используя в качестве приёмопередающего устройства химероидский молескин!
– Приятно познакомиться, Литке, – сказала инопланетная женщина голосом, напрочь лишенным выражения (кстати, ее лицо тоже почти не имело мимики, а та мимика, что всё же у нее была… эх, лучше бы она обходилась без нее!). – Меня вы можете называть Летящая.
Литке коротко кивнул – потому что был джентльменом. Летящая так Летящая. Лишь бы не Стреляющая от Бедра.
– Я здесь для того, чтобы ликвидировать все последствия вашего свежего контакта с опасной и вероломной цивилизацией, которую вы именуете химероидами, – продолжала вещать Летящая. – Народ Плейоны полагает, что, если не сделать этого, сложатся предпосылки для значительных трудностей во взаимопонимании между нашими расами.
– Я всегда был сторонником взаимопонимания между нашими расами, – сказал Литке дипломатично.
– В таком случае немедленно остановите свои транспортные средства и разрешите моим мехам забрать всё то, что вы вынесли из модуля химероидов.
– Может, им еще в трубочку подуть? – фыркнул Тополь, который время от времени серьезно попадал на деньги по случаю развеселых выпивонов накануне вождения транспортного средства.
– И то правда. «ГИБДД под ёлочкой», итить, – пробормотал Литке с кривой ухмылкой.
– Что вы сказали? Я не поняла, – монотонным голосом тяжелого шизоида сказала Летящая.
Мне так хотелось, чтобы Литке немедленно послал эту ледяную королеву на три буквы! Но, увы, сила была не на нашей стороне.
– Я говорю, что… – Литке досадливо прикусил губу, – что… разумеется, предоставлю вам доступ к артефактам химероидов. Но если я отдам вам этот молескин, по которому мы с вами говорим, возможность связи между нами полностью исчезнет!
– Не волнуйтесь об этом. Я смогу говорить с вами через свойственное вашей машине устройство связи, – Летящую было не смутить.
– И вот еще что. У меня есть одна просьба.
– Не думаю, что я смогу ее удовлетворить. Но – говорите.
– Я хотел бы, чтобы вы позволили нам оставить себе антенну, которую химероиды наполнили отрицательной жидкостью. Мы нуждаемся в ней.
– Об этом не может быть и речи, – отрезала Летящая.
«Шах и мат», – с тоскою подумал я.
Петрозаводский механоид, по которому я не успел соскучиться, висел прямо перед нами.
Синело вечернее марсианское небо. Белым пятаком застыло над горизонтом, что был экспрессивно изломан скалистым кряжем, Солнце, укутанное белесоватой дымкой.
И вот прямо на фоне гор, на два пальца левее Солнца, он и завис – Петрозаводский механоид.
– Нас попросили во избежание эксцессов отойти от марсоходов, – голос Литке звучал глухо.
– Густав Рихардович! Я совершенно не понимаю, – это был Полозов, – почему мы так легко сдались?! После всего, что мы сделали! Ведь у нас есть ионные пушки! Подрывные заряды химероидов! Мы можем выдать целеуказание на «Сварог», в конце концов! Они долбанут еще одним сейсмозондом!
– Ну куда они «долбанут»? – устало вздохнул Литке. – Цель – подвижная. Да вдобавок еще и воздушная. Что же до наших пушек… Ну проплавишь ты ими на Летящей пару царапин глубиной в метр – и всё.
Полозов сделал депрессивное лицо и опустил глаза. Мол, понимаю…
Еще бы! Если бы не понимал, в Космодесант ни хрена не попал бы. Сюда, и это я уже просек, брали только понимающих.
«Черные археологи», между прочим, явно держали род человеческий за непредсказуемых и коварных противников.
Например, они всерьез рассматривали возможность использования нами одного из марсоходов в качестве брандера.
Если не поняли, поясню: по их мысли мы могли набить марсоход взрывчаткой и в автоматическом режиме загнать его под брюхо механоида. После чего, само собой, взорвать.
Так вот: Летящая и ее механические слуги-боты сделали всё, чтобы пресечь подобную возможность в зародыше!
Три десятка мехов тесной цепью окружили нас и наши машины. А еще две дюжины устройств вертелись непосредственно над марсоходами, готовые в любой миг продырявить их из лазерных пушек.
Сам же механоид держался на почтительном удалении, принимая на борт конфискованные у нас химероидские артефакты при помощи шагающих платформ.
На наших глазах платформы утащили невесомый куб из храма, никелированную колесную тележку с черной дырой и содержимое наших выпотрошенных экспедиционных ранцев…
Последней «черные археологи» прибрали к рукам (или что там у них было в реальности? щупальца? педипальпы?) тахионную антенну.
Для того, чтобы транспортировать эту довольно громоздкую штуку, им пришлось задействовать четыре шагохода одновременно.
И вот стоим мы понуро. Глядим, как исчезает во чреве вражеского механоида нажитое непосильным трудом.
Капелли – тот чуть не плачет (а может, и плачет). И вдруг… вдруг на инфобраслете Благовещенского загорается зеленый огонек входящего вызова!
Благовещенский, ничего не говоря и стараясь не делать резких движений, а делать их страшновато, ведь мы под прицелом мехов, нажимает пару кнопочек на запястье своего скафандра. И я краем глаза вижу, как из его нагрудного отсека – там, где у всех у нас три сердечника и, как я думал всегда, больше ничего нет, – вдруг потихоньку выползает… выползает… ленточка.
