На третьей палубе все было по-другому.
Начать с того, что глюонные сгустки не добивали до нее – а значит, можно было так не шугаться на каждом шагу – и продолжить тем, что мы наконец-то нашли настоящие каюты химероидов!
А точнее – одну огромную коллективную опочивальню.
Да, оказалось, что у химероидов – по крайней мере, у химероидов Аквариума – не было индивидуальных жилищ в нашем понимании.
Они спали в этаких капсулах, или, если угодно, коконах, размещенных в три-четыре яруса по стенам помещения, организованного столь причудливо, словно в нем предполагалось поселить Минотавра.
Как могла сформироваться такая странная традиция?
Почему химероидам не нужно было личное пространство?
Эти темы были страшно интересны и мне, и Капелли. Увы, прагматика нашего рейда не предполагала пространных обсуждений…
Тут, в общественной опочивальне, у нас наконец-то пошли находки. Поскольку мы спешили, Капелли отказался от привычного многословного конферанса.
– Гребем всё! – лаконично скомандовал он. – Кроме взрывоопасного и радиоактивного!
– Радиоактивное ладно… Но как распознать взрывоопасное?
– Опытным путем, – отмахнулся Капелли. – Если руку не оторвало – значит, не взрывоопасное.
И пошли мы косить артефакты косой, как в счастливом сталкерском сне.
Я отправлял в свой экспедиционный контейнер массу загадочных предметов.
Кувшинчик, формой напоминающий тыкву, внутри которого что-то упорно плескалось, но наружу не выливалось.
Пружину, которая, сжимаясь, издавала вибрирующий звук, причем воздух вокруг пружины начинал фосфоресцировать.
Приборчик, похожий на пульт управления телевизором, кнопки на котором появлялись и исчезали стохастически – всё время в разных местах, разной величины и в разной последовательности!
Тем же занимались и Тополь с Капелли. Делали они это по преимуществу в гробовом молчании. Хронометраж!
Иногда, правда, они свои находки все-таки комментировали.
– Поглядите на эту херню, – Тополь воздел над собой нечто вроде короткой швабры. – Не могу понять: брать? Не брать?
– А чего, бери! Полы в марсоходе помоем. А то натаскали песка три ведра, – попробовал пошутить я.
Но Тополя я не убедил – швабру он отложил. Вместо нее широким заметающим жестом он увлек в контейнер что-то вроде шахматной доски с фигурами.
– Эй, поглядите, что я нашел! – вдруг воскликнул Капелли. – Настоящий химероидский молескин!
– Что? – мне стыдно было признаться, что я не знаю слова «молескин».
– Ну, грубо говоря, записную книжку. Я раньше ни одной такой в руках не держал. Но в Бюллетене видел. В распоряжении землян только одна такая – и та в Америке, у частного коллекционера…
Вблизи молескин не имел ничего общего с записной книжкой в нашем понимании. Не был он похож и на земные электронные гаджеты. Больше всего он напоминал ежа, вывернутого иголками внутрь! Точнее, кусок ежа.
Если же вы возжаждете геометрически точного описания молескина, то Капелли держал в руках ложкообразный сегмент поверхности второго порядка, чья вогнутая часть была покрыта вытянутыми трех— и четырехгранными пирамидками.
Всё это было изготовлено из черного полупрозрачного материала, отдаленно напоминающего декоративное стекло.
Но, конечно, самым интересным был не внешний вид молескина – ко всему инопланетному я начал понемногу привыкать, так сказать, «заелся», – а то, что от манипуляций Капелли устройство послушно включилось.
Над иглами «ежа» вознеслось зыбко подрагивающее трехмерное изображение.
Молескин показывал фильм. Главными героями фильма были… Нет, не химероиды.
Люди.
Причем – советские люди, мужчина и женщина, одетые по моде семидесятых. У женщины на платье крупный клинообразный воротник, у мужчины – галстук с широким узлом «хипповой», как говорили в поколении наших родителей, расцветки, расклешенные брюки и усы, скобкой обрамляющие рот.
Стоят у двери. На двери – красная табличка под стеклом: «Секретарь ЦК КПСС».
Мужчина и женщина о чем-то напряженно разговаривают, сблизив головы – очевидно, вполголоса, – но не слышно ничегошеньки.
– А звук где включается, ты не знаешь? – спросил я у Капелли.
Он, конечно, не знал. Но принялся искать – методом научного тыка.
Меж тем мужчина и женщина из семидесятых вошли в дверь. Преодолели строгую секретаршу с монструозным шиньоном на голове и попали, наконец, в кабинет высокого начальника. Портрет Ленина на стене, красная, с зелеными полосами по краям, ковровая дорожка на паркетном полу.
Лица вошедших стали еще более торжественными и испуганными – хотя еще минуту назад казалось: ни к торжественности, ни к испугу уже не добавить и градуса, просто некуда.
За безразмерным столом в кабинете – чиновник, лица которого я не узнал, ведь я тогда не жил, а историей всегда интересовался слабо.
Мужчина и женщина что-то наперебой объясняют чиновнику.
Чиновник важно кивает. Поправляет роговую оправу…
Вдруг включился звук – все-таки у Капелли был талант, инопланетные девайсы его слушались.
Голоса говорящих в разреженной атмосфере Марса звучали еле слышным песчаным шуршанием. Но для такого случая наши скафандры имели специальные преобразователи.
В общем, очередную реплику чиновника в роговой оправе мы уже расслышали вполне четко.
– Хорошо, этот вопрос считаем закрытым. Переходим к следующему… Так что там за выкрутасы с Петрозаводском?
Чиновнику ответила женщина. Она сильно волновалась – запиналась, всё время поправляла прическу, нервным движением заправляла за ухо беспризорную прядь.
– С Петрозаводском всё как отмечено в нашей докладной записке… Двадцатого сентября 1977 года над Северо-Западным регионом нашей страны наблюдались различные масштабные небесные явления…
– Да знаю я, знаю, – перебил чиновник. – Конкретней по Петрозаводску, пожалуйста!
– Многие очевидцы видели объект. Крупный… Он светился… Висел над Онежским озером… Перемещался… Есть ряд любительских фотографий.
– Изъяты все?
– Ну разумеется. Вместе с негативами, – включился мужчина. – Но мы еще не закончили. Этим занимаются люди товарища Сидорова.
– Это хорошо, что Сидорова… О нем товарищ Шелепин всегда высоко отзывался, – сказал чиновник, едва заметно кивнув. Затем вдруг ветер у него в голове переменился, и он пристально поглядел на женщину поверх очков своими недобрыми глазами крысиного короля.
– Ну а на уровне факта? Что это было, товарищи? – спросил он.
