При этом он достал из какой-то полости своего мучнистого тела – там был этакий карман кенгуру – шлем из тонких стальных полос и водрузил его себе на голову.
«Интерфейс для подключения к коллективному разуму всей колонии?» – предположил я.
– У тебя есть быстрое решение для этой проблемы? – спросил Чудов, которому надоело наблюдать за тем как рыхлая пожилая гусеница многозначительно молчит уже вторую минуту.
– Враги мешают… Если бы не они… Я бы сделал все быстро… А так…
– Может, наша помощь будет уместна?
– А что? Это может быть решением! – Гусеница начала энергично вращать головой, что, видимо, следовало понимать как «утвердительный кивок». – Наши световоды закрываются для света с помощью жидкости. Эта жидкость делает их темными. Но жидкость качает насос… А там, где стоит насос, сейчас находятся враги.
– То есть нам нужно пойти и включить насос?
– Именно об этом я вас смиренно прошу, – сказал Пахивир.
Но Чудова и просить-то не надо было! Командир раскрыл свою схему-голограмму и потребовал:
– Покажи, куда идти!
Выяснилось, что насосная – помещение по соседству с уже виденной нами радиорубкой.
– Блин, знать бы сразу! – с досадой воскликнул Капелли.
– Знал бы прикуп – жил бы в Сочи, – вздохнул я.
Я надеялся, что Пахивир сейчас этак царственно взмахнет своими чувствительными рожками, и в единственной пустующей нише Белого Зала откроется потайной ход, ведущий прямо в главный коридор.
Но, увы, здесь мы имели дело с унылой прозой жизни. Пробиваться к насосной надо было ровно тем же путем, каким мы добрались до владыки. А именно: вверх, через пролом в палубе, на реактивном ранце (не забыл ли я упомянуть, что эти полезные устройства входили в стандартный комплект лунной экипировки Космодесанта?), а затем – по трупам павших в бою птеров, по дымящимся обломкам мехов…
Нам повезло, что за время нашего короткого разговора с Пахивиром гвардейские птеры-девочки расправились с мехами в ракетной шахте (то есть в Нижней Теплице) и тем сильно облегчили нам задачу.
Также нам упрощало жизнь и то обстоятельство, что была остановлена утечка воздуха из помещений базы. Да-да, пробоины, проделанные боевыми мехами при вторжении, затянулись затвердевшим пищеварительным соком огромных насекомоядных растений (синтетических созданий, рожденных биопринтерами), которые специально для этих целей были рассажены хризалидами по верхам всех залов и теплиц.
Главный коридор тоже в целом контролировался хризалидами – повезло и с этим…
Но вот в самой насосной, как и обещал Пахивир, окопался враг.
Это было видно сразу, из коридора: через свежую дыру в бронедвери свешивался стальной кольчатый хвост, который, то и дело импульсивно пощелкивая, вел наблюдение за обстановкой при помощи крошечной, но хорошо различимой видеокамеры.
Чудов был подлинным гением тактических комбинаций. Он мгновенно родил план, который донес до нас короткими отрывистыми фразами.
Выполняя его замысел, мы дождались, пока Зимин подожжет лианы вокруг двери в насосную из лазерного автомата и, воспользовавшись густым задымлением, на полном скаку добежали до радиорубки.
Когда мы оказались внутри, Чудов уверенно вырвал из вертикальной консоли один за другим восемь электронных блоков в дебелых железных корпусах. За ними открылась дверь в потайную каморку папы Карло. Как будто специально для нас, прозревая сквозь десятилетия, советские конструкторы устроили там технологический лаз!
Бог весть для чего служил он по их замыслу. Но его сечения вполне хватало, чтобы не только использовать лаз как бойницу, но и пропихнуть через него бойца в скафандре! Правда, со снятым реактивным ранцем.
Конечно, мы с Тополем не были бы сталкерами, если бы не запросились в штурмовую группу.
Дескать, кое-что мы умеем, хоть, может, и знаем мало…
Но Чудов был категорически против. В бой пойдут одни старики – он и Зимин.
Слово командира – конечно, закон.
На счет «три» мы с Капелли, рванув запорные рычаги, содрали с креплений прямоугольную заглушку (она была организована по типу аварийных люков на авиалайнерах), и остальные члены нашей группы, осветив открывшуюся в проеме насосную своими фонарями, открыли огонь из ракетометов «Штурм».
Не знаю, молился ли Чудов о том, чтобы насосы не пострадали.
Я лично – молился.
Ведь черт с ними, с птерами (хоть их, конечно, и жалко). Но мы ведь и сами никуда не убежали.
Мы здесь.
И мы тоже сгорим, когда «Барракуды» взорвутся над Тунгусским механоидом, а значит, и над Старой Базой!
Потому что если раньше сердечники наших скафандров имели полный ресурс, то теперь, после столкновений с мехами и интенсивной работы Агрегатов Антисиловых, наша интегральная защита уже не смогла бы выдержать одновременный удар и проникающей радиации, и фотонов светового излучения.
В общем, невеселые мною владели мысли…
Чудов и Зимин бросились в пролом сразу после того, как мы провели огневой налет.
Я занял положение для стрельбы с колена. Вперившись в прицел лазерного автомата, я пытался разглядеть врага в глубине насосной, но видел лишь нагромождение механизмов да вездесущие клубы разноцветного дыма.
Внезапно в поле зрения промелькнул металл.
Тополь выстрелил. Я не успел. Да и боязно было, промахнувшись, попасть в ценное оборудование…
Сердце бешено колотилось в груди.
Я всем существом рвался туда, внутрь. Где невидимые с моей позиции Чудов и Зимин ведут бой с мехами.
Вдруг раздалась серия приглушенных хлопков.
Затем наушники прорезал истошный крик Зимина: «Ваня, не надо!»
И, наконец, с лунной неспешностью рухнул поверженный механоид.
Треснувший корпус меха дымился, а в стальных клешнях он сжимал… перчатку от нашего, земного скафандра.
«Но откуда она у него? Что это значит?!» – пронеслось у меня в голове.
– Все ко мне! Скорее! – это был голос Зимина.
В отличие от них с Чудовым, мы свои реактивные ранцы загодя не снимали. Поэтому нам пришлось выйти в коридор и воспользоваться гермодверью, открытой изнутри Зиминым.
То, что мы увидели за ней, не скрою, потрясло меня на всю жизнь.
У ног Зимина лежал Чудов.
В двух шагах от него на железном полу синели часы «Москва» – титановый корпус раздроблен, браслет порван.
Командир был недвижим.
Его лоб и щеки были мертвенно бледны, глаза – закрыты.
На месте левой кисти дымилась культя.
Грудь Чудова была пробита насквозь, в ней зияло отверстие величиной с кулак.
