Папа позвонил снова:
– А почему она трубку не берет? Не хочет?
– Не может, – вздохнула я. – Не скажу, не спрашивай.
– Ладно… Почему не может?
– Не может, и все.
– Она здорова? – вдруг спросил папа.
Я помолчала.
– Да, здорова.
– Алехандро… Ты звони, если что… Слышишь меня?
– Слышу.
Я положила трубку. Наверно, жизнь гораздо сложнее, чем кажется с первого взгляда. Чем больше пытаешься понять, тем меньше понимаешь. Только что мне казалось, что я вообще все поняла про своих папу и маму. Значит, нет.
Я шла пешком в больницу. В школе сейчас идет второй урок, химия. Дылда распинается, выступает, ходит по классу, выпятив впалую грудь, шелестя искусственными цветами и бряцая огромными бусами и серьгами, которыми она любит обвешивать себя, как елку. Завтра первое декабря – и впереди долгая-долгая зима. За которую я должна подготовиться к экзаменам, должна разобраться в своих отношениях с папой – буду ли я вообще теперь с ним общаться, раз всё так… Должна понять, как же мне поступить в Академию ФСБ, если туда девочек не берут. И все это будет, если мама вернется домой и наша жизнь потечет, как прежде. А если нет… Я тряхнула головой – даже думать не могу об этом.
В голове у меня засела одна фраза из маминого дневника, дочитать осталось совсем немного, но главное я за ночь прочитала. Узнала, молодец. Хотела узнать – и узнала. А засела у меня фраза о том, что у мамы никого, кроме «Сережи», то есть моего папы, так всю жизнь и не было. Никакой любви, никаких встреч – ничего… Я как-то об этом раньше не думала. Значит, так может быть? Конечно, мама еще сравнительно молодая… Но я не могу представить себе маму, спешащую на свидание… Получается, вся жизнь ее прошла без любви… Почему же так? Или она все эти годы любила только папу – вот такого, с его глупыми шутками, живущего в другом месте и плохо к ней относящегося? Разве можно любить человека, который тебя презирает? Или папа вовсе не презирает маму, а я чего-то не понимаю?
Задумавшись, я с разбегу врезалась в человека, который хотел меня обойти, но не смог, я слишком быстро шла, не сворачивая с дороги. А тротуар в этом месте сужался из-за припаркованной на нем большой и очень грязной машины.
– Александра! – явно обрадовался молодой человек.
Ну да. Я помню его. Вчера виделись в лифте. У меня даже в кармане шуршит бумажка с номером его телефона… Вот она… Я нащупала голой рукой бумажку. Лучше бы у меня в кармане были варежки, чем какие-то глупости…
– Как дела? Как мама?
Сегодня уже он мне не показался таким необыкновенно симпатичным, как в лифте. Просто симпатичный, ничего необыкновенного…
Он ждал ответа, перегораживая мне путь. Сзади подошла женщина, пришлось потесниться, у меня был выбор – прижаться к грязному внедорожнику или к своему симпатичному тезке. Я прижалась к внедорожнику. Саша покачал головой и улыбнулся, достал из кармана большой… платок! Странный предмет, ненавижу носовые платки, они у меня связаны с болезнью и с похоронами. Зачем человек заготавливает себе утром платок? Чтобы плакать и сморкаться? Мама не приучила меня к платкам, не смогла.
Я, наверное, замерла у машины, потому что Саша осторожно взял меня за локоть и чуть потянул.
– Я плохо спала, извини… – Я замялась, думая, называть ли его на «вы». Не стала. Конечно, он старше меня, но…
Саша, видя, что я не беру платок, сам вытер мне невероятно грязную куртку – на машине был прилеплен кусок грязи, вот я его собой и обтерла.
– Спасибо, – сказала я. – Я в больницу иду.
– А я из больницы, – сказал Саша.
– У вас… у тебя там тоже кто-то?
– Да нет, я дежурил.
Я с огромным недоверием посмотрела на него. Он – охранник? Ну понятно… Во все институты сейчас идут восемьдесят процентов девочек, а то и больше. Мальчики вообще непонятно куда идут. И не в армию, и не в институты… Вот и показавшийся мне нормальным человеком Саша работает охранником.
– Ясно. – Я усмехнулась и хотела пройти мимо.
– Хотел узнать, как твоя мама, но не знал ее фамилии.
Я опять пожала плечами. Молча. О чем мне с ним разговаривать?
– Заходил даже в реанимацию. Но много народу сейчас… В воскресенье, говорят, привезли семерых… Я вообще в кардиологии работаю… – сказал Саша и… (нет!!!) – взъерошил короткие волосы.
– Охранником? – не выдержала я. Красиво звучит же «в кардиологии работаю»! И вообще… В шапке надо зимой ходить…
– Почему охранником? – удивился Саша. И улыбнулся.
Можно быть очень умной девушкой – такой, как я, когда ум временами – как обременение. Но некоторые вещи действуют на тебя помимо твоего большого ума. Ум – отдельно. Чувства – отдельно. У него неотразимая улыбка. Где-то я это только что читала… Мама так писала про папу, а я хмыкала, плевалась и заочно спорила с мамой, объясняя ей, что папа похож на толстого вредного ежика, у которого неотразимой улыбки не может быть по определению.
– Ну а кем? – как можно равнодушнее спросила я.
Не будет умная девушка поддаваться на улыбки. Это же… край глупости!.. Влюбиться надо будет в человека, который чем-то выдается из окружающих, не знаю… поступками… И не сейчас – потом, когда все утрясется остальное… Когда поступлю в институт хотя бы…
– Врачом.
– Врачом?!
– Да. А что ты так удивляешься?
Сама не знаю, почему его слова меня ошеломили. На самом деле, почему бы ему не быть врачом. Я повнимательнее посмотрела на Сашу. Он уже окончил институт, шесть лет учился… Работает – в больнице! – кардиологом… Ничего себе.
– Да нет. Нет… – Я засмущалась и не знала, что сказать. Вот какая глупость. Ненавижу такое состояние.
– Давай я с тобой схожу, узнаем, как твоя мама. Да? – Саша спрашивал, а сам уже повернулся и пошел в сторону больницы, кивнув мне, как будто это я должна идти за ним, а не он за мной.
Нет, так дело не пойдет. Я обогнала его и пошла впереди. Я привыкла сама все решать. У нас в семье мужчины не было. Папа, приходящий в субботу или воскресенье, – не в счет. Он права голоса не имеет. Сам это знает. Наверно, это довольно странно. Получается, мы можем прожить без него, а он без нас – нет. Или он не может жить с угрызениями совести? А если бы он меня не растил, его бы загрызла совесть? Когда я начинаю об этом думать, у меня портится настроение. А после сегодняшней ночи, после прочтения живописной истории встречи и расставания моих родителей, думать в эту сторону мне уж совсем не хотелось. Но при этом больше ни о чем не думалось.
Саша взял меня за локоть и чуть придержал.
– Ты не спала, не ела, вся извелась… Да?
Я пожала плечами. Не надо лезть ко мне в душу. Что вышло из того, что мой папа залез в душу к маме семнадцать лет назад? Родилась я. Хорошо это или плохо? Не знаю. Невозможно рассуждать на такие темы, взрывается голова.
