– А где вы служили? В какой армии? При каком штабе? Или как это правильно сказать?
– Да что ты привязалась-то! – даже рассердилась Надежда Ивановна. – Вот, смотри!
Она достала со шкафа альбом и раскрыла его.
Несколько совсем старых, коричневых фотографий, послевоенных, вот она молодая, уже взрослая женщина, с детьми, кстати. Значит, наверно, где-то дети все же есть…
– Это Берлин? Ух ты… это… – Мошкин стал рассматривать какие-то фотографии, и я тоже повнимательнее присмотрелась.
Почему она не хочет говорить? Разве есть теперь вещи, о которых не говорят? Мало ли где она служила, конечно… Может быть, по старой памяти не хочет – секретная работа… Ничего себе… Кто бы мог подумать…
– А это где? – Мошкин смело достал какую-то фотографию и поднес ее к свету. – Какая это страна? Пальмы какие-то…
– Леш, положи на место, пожалуйста. Надежда Ивановна… правда… расскажите о себе…
– Саша, ты же знаешь, я иногда забываю что-то… Ты ведь Саша? – Надежда Ивановна протянула мне следующий орден. – Этот ниже и слева крепи. Зря даже я их все сняла. Продать хотела. Мне за них такие деньги обещали… А потом пожалела. Я зубы хотела хорошие сделать. А потом мне бесплатные сделали, как раз срок подошел. Неудобные, конечно. Но ордена продавать не стала. Думаю, вдруг еще хуже времена настанут. Квартиру отберут у меня, например…
– Кто может квартиру отобрать? Что вы… – сказала я.
– А кто пенсию отобрал? Вот те же люди и отберут. Разве это пенсия? У меня самая первая пенсия была в восемьдесят девятом году. Думала – вот заживу теперь, как королева. Да тут такое началось… Ну вы тогда не родились еще!
– Мы знаем, – кивнула я, – что началось.
– Что вы знаете! – махнула рукой Надежда Ивановна. – Вы небось знаете про «демократию»? Так это теперь называется?
Мошкин явно заскучал, я показала ему кулак. Он разулыбался и сел рядом со мной, взял у меня из рук пиджак Надежды Ивановны и попробовал прикрепить орден.
– А этот за что?
– Да ни за что! – махнула рукой Надежда Ивановна. – За годовщину войны. Вот этот – да…
– Расскажете? – попросила я.
– Так я же тебе говорю – я все забываю. Ну не все, некоторые вещи. Вот рассказала как-то корреспонденту, прислали мне тут одного… А он мне потом звонит и говорит – вы про кого мне рассказали? Я говорю – про кого, про кого – про себя! А он говорит – вы про другого человека мне рассказали, это известная история… – Надежда Ивановна замолчала.
Я тоже сидела молча и моргнула Мошкину, чтобы он не влез и не ляпнул лишнего.
– Я вот, видишь, какая стала… Саша… Ты же Саша?
Я кивнула.
– Да я знаю, что ты Саша… Это я так, на всякий случай спрашиваю… А я потом думаю – а что я ему рассказывала? Вроде помню… Вроде все про себя… Я еще думала – можно ли это рассказывать… Ведь много лет гриф секретности был… Я в Аргентине потом работала, в посольстве… и задание у меня было секретное… И в Австрии работала… И в Германии…
Я подумала, не спросить ли Надежду Ивановну о дяде Коле – он же в Мюнхене жил (мама все-таки вспомнила), вдруг она с ним встречалась… Но не стала.
– Тоже задания выполняла… – продолжала Надежда Ивановна. – Всё рассекречено теперь… Всё, да не всё! Я такие вещи знаю…
– Она тоже хочет быть разведчицей! – Мошкин почему-то закинул ногу на ногу и показал на меня.
– Поскромнее себя веди! – прошипела я. – При чем тут вообще я?
– Не надо, Саша! Зачем тебе разведка… Это ведь… Вот, как у меня, детей не будет. Точнее… – Надежда Ивановна поморщилась, как от боли.
– А я как раз хотела… спросить вас о детях.
– Не здесь они. Остались в Австрии. Там родились, там и остались. Это такая история!.. – Старая женщина махнула рукой. – Если начать писать об этом, то выйдет авантюрный роман. Только, видишь, как писать-то, если я не то помню… У меня муж был австриец, точнее, он не совсем австриец был… Больше еврей… Я потом уже узнала… Мне нужно было срочно выйти замуж… Задание у меня такое было. Ведь я это не придумываю? – Надежда Ивановна спросила как будто у самой себя. – Нет, конечно. Я же еще так переживала, хотела рапорт подать об отставке… Думала, что не смогу. А тут человек такой подвернулся как раз… Положительный, оседлый, с правильной биографией… Я и вышла замуж очень быстро… Задание выполнила. И детей родила, одного за другим. А потом, через несколько лет другое задание пришло… И пришлось срочно страну покинуть, и детей, и мужа… А ты спрашиваешь – есть ли у меня дети. Не знаю. Наверно, где-то есть.
– А почему же… – Я слушала ее, совершенно ошарашенная. – Разве так бывает? Почему вы сейчас не можете узнать про них? Или написать? И раньше не могли узнать, лет десять назад? Они почему вас не ищут?
– Они думают, что я умерла, – очень просто ответила Надежда Ивановна. – Как я теперь скажу, что жива? Они знали, что я попала в авиакатастрофу. Так это было оформлено.
– Может быть… Куда-то пойти… Вы же ветеран… Попросить…
– Всё переменилось. Не пойду. Не за чем, – твердо ответила Надежда Ивановна. – Не переживу я уже встречи с детьми. Хотя… Можно было бы встретиться и умереть спокойно.
Я взглянула на Мошкина. Он сидел и в полном смысле слова с открытым ртом слушал Надежду Ивановну.
– Но я даже не знаю, кем они стали, – продолжила та. – Кем работают, где живут…
– Может быть, у вас есть внуки?
– Не объяснишь теперь, Саша. В той авиакатастрофе никто не выжил, понимаешь? Им так сказали. Если я объявлюсь и скажу, что я была советской разведчицей и родила их по заданию, а потом сбежала от них, тоже по заданию…
Я сама во все глаза смотрела на Надежду Ивановну, пытаясь увидеть в очень старой, практически беспомощной женщине, которая забывает в магазине свою сумку с продуктами, ту разведчицу, которая много лет жила за границей, выполняя самые ответственные задания, была офицером, служившим на благо Родины…
– А в каком вы звании вышли на пенсию? – спросила наконец я.
– На военную? В звании подполковника.
– Ничего себе… – Мошкин присвистнул.
– Так я потом еще работала. Преподавала в Академии, недолго, правда… Забывать как раз все стала…
– А вам сейчас как-то помогают? Ну, я имею в виду, военные….
– Помогают! – Надежда Ивановна показала на шкаф, где стояла огромная, красивая ваза. – Вот, дарили на юбилей. И приглашают меня на праздники… Не хожу я уже… Вот хочу пойти, решила… в кои-то веки…
– Понятно…
Я не знала, что сказать, что сделать, о чем еще спросить, чем помочь. Я растерялась окончательно. Эта неожиданная история, похожая на военно-детективный роман, так не вязалась с образом Надежды Ивановны. Если бы не куча орденов и пара фотографий из тех стран, где она служила, я бы и не поверила. Ведь она сама говорит, что все забывает. Как только она эти фотографии провезла обратно и сохранила, с детьми, которые так и остались в той ее жизни…
