Не надо рассказывать, что в школе сегодня был пик несправедливости, что классная дошла до края в своих издевательствах над людьми – ходила и нюхала, кто так сильно «воняет» после физкультуры, привязалась к девочке, которая и не ходила на физкультуру, просто Дылда ее не любит, что потом она заставила писать контрольную по тому материалу, который еще не объясняла, и твердо пообещала, что пересдать не получится…
Не надо папе рассказывать, что семиклассники подожгли туалет, и из-за этого на четвертом этаже нечем было дышать, а все твои уроки были как раз рядом с этим несчастным туалетом…
Тем более не надо доверительно ему открывать душу, что ты не уверена, кем ты хочешь стать – разведчиком, дешифровальщиком или философом. Или что ты никак не можешь найти лучшую подругу. Не клеится с дружбой.
Ничего этого папа слушать не станет. Может быть, стала бы бабушка, но ее нет. Про школу папа скажет:
– А приятного ничего не произошло в школе? А то у тебя как будто канал криминальных новостей. Убили, сожгли, обокрали… Хоть бы один позитив был! Как все-таки мать тебя обрабатывает! Видишь жизнь в темном свете!
Про профессию скривится:
– Говорю же, иди в налоговый институт. Пойдешь ко мне работать. Мне нужен свой человечек. Всегда будет хлеб с шоколадной пастой. И копченая колбаска с жирком.
И бесполезно объяснять, что такие химические соединения, как «шоколадная паста» и тем более «колбаска с жирком», я в пищу не употребляю.
– А куда вы потом пойдете, ребятки? – спросил Михаил Тимофеевич, опять у одного Мошкина.
Мошкин подозрительно посмотрел на него.
– Чо он хочет? – спросил Мошкин у меня.
– Леша, собирай бутылки, – спокойно ответила я, поворачиваясь спиной к Михаилу Тимофеевичу.
– Алекса, Алекса, – зашептал Мошкин, ненароком приваливаясь ко мне, – кажется, это… он псих.
– Мне так тоже кажется, Леша, только это не повод, чтобы ты на меня падал. Ты мне куртку измазал этой дрянью, выбрось ее наконец.
Мошкин глупо засмеялся, как будто я сказала что-то смешное и приятное, и зашвырнул палку далеко в лес.
Михаил Тимофеевич исподлобья смотрел, как мы пересмеиваемся и все удаляемся от него. Правда, неприятный тип. Интересно, а он зачем ходит собирать мусор? Неужели ему небезразлично то же, что и мне? Природа, чистота планеты, экология нашего родного района… Что-то я сомневаюсь. Уж очень у него взгляд странный. Это удивительное окошко внутрь человека, в его суть, в его душу. Какие необычные, пугающие, отталкивающие картинки иногда возникают в этом окошке…
– Интересно, кто он, этот Михаил Тимофеевич? – вслух продолжила я свои размышления.
– Он сказал, что он… это… продюсер.
– Кто?! – от неожиданности засмеялась я.
– Продюсер… Он мне предлагал… это… ролик записать… Это… там… музончик…
– Леш… – Я посмотрела на своего друга, который совершенно серьезно это рассказывал сейчас. – А ты умеешь петь?
– Не. А зачем там петь? Там… это… стоять надо… под музыку… и еще ходить…
– И что, ты согласился?
– Не…
– Почему?
– Там… – Мошкин опять засмеялся, покраснел. – Это… Алекса… не, да ну… это…
– Понятно. В голом виде стоять, что ли? И ходить…
– Ну да… – Мошкин трясся от смеха, а я обернулась, чтобы убедиться, что Михаил Тимофеевич отстал от нас окончательно.
– Жалко, что не согласился. Дылде можно было бы на Новый год подарить… Счастья бы было…
– Не, не хочу… А это… Алекса… – Мошкин набрал полные руки мусора и все это время стоял с ним, разглагольствовал. – Куда ты потом?
– Клади в пакет, не держи. Неужели тебе не противно? Потом я пойду к одной старушке и помогу ей по хозяйству.
– Зачем? Ой, это… – Мошкин сам осекся. – А… это… Я с тобой!
– Это не очень интересно, Леша.
– Интересно! – с энтузиазмом воскликнул Мошкин. – Интересно!
– Ну, хорошо, пойдем.
Вот вопрос. Если человек делает добро, но не потому что он хочет его делать, а потому что он просто рвется быть рядом с другим человеком, – это добро? Про добро и зло не принято сейчас рассуждать. Обычно об этом говорят или крайне занудливые, или самые нетипичные люди. У нас в подъезде живет одна женщина, Татьяна Юрьевна, которая привязывается ко всем с такими разговорами. Недавно привязалась к нам с мамой, когда мы вместе спускались в лифте. Конечно, моя мама взялась ее слушать.
Татьяна Юрьевна услышала, как я пересказываю маме одну интересную статью, которую я прочитала в познавательной группе в Интернете. Там как раз шла речь о том, что Бог рассердился на людей за то, что они хотели понять разницу между добром и злом. Ведь это так удивительно. Почему же он не хотел, чтобы мы понимали, что хорошо, что плохо?
– Бог – бесстрастен, – стала объяснять нам Татьяна Юрьевна, хотя ее никто не спрашивал. – Он не может гневаться. Бог дарит всех любовью.
– Любовь не может быть бесстрастна, – тут же встряла я.
– Божья любовь бесстрастна, – вспыхнула соседка. – А все страсти – от диавола и человека.
– Откуда вы это знаете? – спросила я.
Как же я ненавижу таких самоуверенных тетенек неопределенного возраста, которые берутся объяснять необъяснимое в принципе, агитировать, растолковывать, вербовать. Как правило, это делают сектанты, но Татьяна Юрьевна ходит в обычную православную церковь, рано утром, в светлом платочке. Я часто, когда бегаю перед школой, вижу ее, энергично семенящую по бульвару в сторону нашей районной церкви.
– Писание читаю, – поджала губы Татьяна Юрьевна.
– А гнев божий? Как быть с ним?
Мама умоляюще посмотрела на меня. Я опять подвела ее. Это же оскорбление чувств верующих – не меньше. Моя мама пилить и ругать не будет. Она придет домой и весь вечер будет отчаиваться и грустить, что вырастила «не ту» дочь. «Та» живет в каком-то придуманном мамой мире. Она отчетливо видит ту дочь, хорошо знает ее и убивается, что я совсем не похожа на нее.
Татьяна Юрьевна не нашлась, что сказать, и поэтому процитировала Евангелие:
– «Гнева нет во мне» – сказано в книге пророка Исайи! – прошелестела она. Громко так прошелестела, отчетливо.
– А! – обрадовалась я, ведь именно на это ссылались в посте, который так заинтересовал меня. – А дальше? Вы знаете, что там дальше?
Мама дернула меня за рукав, но я сделала вид, что не понимаю ее намеков. Татьяна Юрьевна злобно сверкнула очками.
– Не фарисействуй в храме! Там так написано!
– Да уж конечно! – засмеялась я. – Дальше говорится: «Если кто противопоставит мне в нем волчцы и терны, Я войной пойду против него, выжгу его совсем». Ясно сказал: «Выжгу!» Я специально выучила!
