– Хорошо приложил?
– Знаешь, я много чего видел. Но чтобы так били… В общем, Ирокез, как кот помойный – нагадил и тут же смылся. Барыгу в реанимацию – там он и прижмурился ненароком. Я решил Ирокеза уму-разуму поучить – мол, не делается так… Вызваниваю его – подойди, сынко, на базар. Не идет. Залег на хате, как крокодил за корягой, и носа не кажет. Я ребят за ним послал. Он их разбросал, как кегли, – а пацаны были не слабые. И ушел этот говнюк, ветром гонимый.
– Упал на дно. А потом заделал того черного, – кивнул Влад. – Верно?
– Заделал, сука. Заделал.
– Как?
– Шею свернул… На сто восемьдесят градусов. Вижу, ты в боевых искусствах не профан. Должен знать, что нелегко мужика, который штангой занимался всю жизнь, заставить свою задницу созерцать.
– Интересно. И как это тэквондист средней руки таких успехов достиг?
– Эх, знать бы… Говорят, какой-то дурью баловался в последнее время. Бывало, глаза стекленели. Слова от него не дождешься, все в даль пялится.
– Что за дурь? – насторожился Влад.
– Не знаю…
– Значит, до этого был нормальным. И вдруг…
– Немножко нервным был… Мне кажется, слегка неуверенный в себе, поэтому и кураж напускной. Агрессия… Ладно, чего в этот психоанализ вдаваться… Ему всегда хотелось большего. Стать сильнее. Удачливее… Его на этом заклинило.
– И как он пытался стать сильнее и удачливее? – спросил Влад.
– Стал страдать всякой хреновиной. Озаботился духовным самосовершенствованием… Медитация. В стенку смотрел. Цигуны, прочая чепуха… На курсы записался.
– Какие курсы?
– А-а, мало ли умельцев мозги людям трахать за деньги? Кидалово чистое. Но он на том шаманстве завис…
– Что за шаманство?
– Общество по совершенствованию личности. Короче, я уехала, твоя крыша!.. Ирокез даже на ихний сходняк катался куда-то в Поволжье. Оттуда вернулся совсем шпалой пришибленный. Тогда все проблемы и начались…
Влад ощутил, как натянулась гитарной струной и тонко запела путеводная нить.
– Подсобишь мне найти твоего беглого холопа? – спросил Влад.
– Подсоблю, – кивнул Самурай. – Найти… Но не больше… У меня и так грехов на душе накопилось…
– А больше и не прошу.
* * *
Вовка откровенно скучал, взирая на потемневшие от времени полотна. Правда, поначалу он сыпал вопросами, тыкая в сторону живописных полотен:
– А кто та тетя?.. А зачем у нее веник в руке? А это Иисус Христос? А почему в дядю стрелами стреляют?
Но постепенно ему становилось все тоскливее. Мрачные библейские сюжеты, которыми славилась западноевропейская живопись, его угнетали. Он уже не шагал бодро, а вис на руке Насти.
Оживлялся он при виде батальных сцен. А заметно повеселел в рыцарском зале. Он восторженно верещал, когда видел наиболее солидные образцы боевого, турнирного и охотничьего вооружения. Стоящие за стеклом рыцарские доспехи поразили его малыми размерами, и Насте пришлось объяснять, что богатыри прошлых веков были не двухметровыми гигантами, а по нынешним меркам совсем хлипкими дистрофиками. Немецкие конные доспехи с седоками в латах, будто призраки, готовые ринуться в атаку, вызвали у него опасение. Холодное и огнестрельное оружие взволновало малыша. Там бы он и остался на недельку-другую, но Настя, не любившая оружия, потащила его дальше. И Вовка опять заскучал и начал зевать.
– Ах ты невежда, – возмущалась Настя. – Тут собрано лучшее, что создало человечество, а ты зеваешь.
– Хочу мороженое, – заявил Вовка, у которого были свои взгляды на лучшее, что сделало человечество.
– Ты посмотри на него… В Эрмитаж теперь будем ходить каждую неделю. Пока не понравится. Понятно? – строго посмотрела Настя на Вовку.
– Хочу мороженого, – упрямо настаивал он.
– А подзатыльник не хочешь?
– Не хочу.
– То-то.
– Хочу мороженого.
– Хватит ныть, – вмешался Влад. Вовка, почувствовав мужскую волю, сразу сдал назад.
Влад, в отличие от Вовки, не считал, что лучшее, созданное человечеством, – это мороженое. Однако в музейных залах тоже ощущал себя стесненно. Его давили эти стены. Они хранят мертвые вещи. Когда-то вещи были живыми – их покупали, собирали для того, чтобы украшать быт. Лишившись своих хозяев и перейдя в разряд экспонатов, вещи утратили жизнь. Странно – вещи в музеях перестают служить людям. Люди начинают служить им. Перевернутый мир.
– Лошади, – с уважением протянул Вовка, глядя на живописную батальную сцену. – А кто победил?
– Сильнейший, – сказал Влад.
– Я за того болею, – Вовка показал пальцем на правого рыцаря.
– Было б это кино, мы бы с тобой пари заключили, кто кого.
– На что бы спорили? – заинтересовался Вовка.
– На мороженое, – кивнул Влад.
– Так, стоп. – Настя строго поглядела на Влада, сбивавшего весь воспитательный процесс, и взяла за руку Вовку. – Слушай внимательно, сынок. Мы находимся в зале фламандской живописи. Знаешь, что такое Фламандия?
– Это где-то в Китае, – со знанием дела заявил Вовка.
– В Китае? – возмутилась Настя. И начала выговаривать сыну за невежество и учить уму-разуму.
Оживился Вовка в зале импрессионистов. Яркие краски ему понравились. Он задерживался около пейзажей и все время спрашивал:
– А это где?.. А мы туда поедем?
Настя, обладавшая энциклопедическими познаниями в области прекрасного и сама являвшаяся частью именно прекрасной составляющей этого мира, терпеливо разъясняла наконец заинтересовавшемуся Вовке, чем импрессионизм отличается от классической живописи и что изображено на полотнах.
– Хочу туда, – ткнул Вовка в пейзаж Мане.
– Больше, чем мороженого? – улыбнулась Настя.
– Больше, – прикинув все «за» и «против», авторитетно заявил Вовка.
Ему в конце концов дали возможность самостоятельно разглядывать картины, а Настя присела на кушетку рядом с Владом. Взяла его ладонь, погладила.
– Влад, тебя что-то давит, – произнесла она негромко.
Он неохотно кивнул.
– Неприятности?
– Пока не знаю… Не знаю…
– Нам что, с Вовкой снова собираться на море? – с некоторым оттенком горечи произнесла Настя.
Влад пожал плечами. Потом произнес:
– Насть, я сволочь. Я устроил для тебя и Вовки ад…
– Вовка любит море, – усмехнулась Настя.
– Зато ты ненавидишь.
– Я ненавижу месяцы без тебя. Новые квартиры. Знаешь, жены военных привыкают переезжать из гарнизона в гарнизон… Только у меня нет даже гарнизонов. У меня есть съемные квартиры. Вещи, которые я не покупала и не собирала, которые купили для меня незнакомые мне люди. У меня нет подруг. К людям я отношусь с подозрительностью – вижу в них потенциальных агентов твоих врагов. Ничего у меня нет. Только твои усталые глаза. И страх…
