– Знаете, а мне бы очень хотелось совершить поездку на континент.
– В самом деле? – спросил Лайон, внимательно взглянув на нее.
– Да, конечно. Мне всегда хотелось отправиться в морское путешествие. Ужасно хотелось увидеть, как вокруг со всех сторон простирается водная гладь. Какое великолепие! И я всегда мечтала о том, чтобы сорвать апельсин прямо с дерева. И пройтись босиком по теплому золотистому песку. Нечто близкое к этому я испытала в Брайтоне. И еще – читая «Робинзона Крузо».
Лайон рассмеялся.
– А вот я когда-то мечтал увидеть Испанию. И хотел построить там, в солнечном краю, собственный дом с видом на море.
– А как же Англия?..
– Ну, здесь ведь далеко не тропики.
– Но сегодня здесь настоящий рай, верно? Только представьте себе страну, где день за днем стоит точно такая же погода, – восторженно проговорила Оливия.
– Именно такой климат в Испании, – заметил Лайон.
– Тогда я обязательно прочту вашу книгу! Ведь я еще не читала ее – только прочла записку, что из нее выпала. А какой дом вам хочется там построить?
– Изящных пропорций. Возможно – в мавританском стиле. Белый, с просторными комнатами и огромными окнами. И чтобы из каждого угла было видно море. Комнаты должны быть очень светлые и не загроможденные мебелью. – Лайон описывал полную противоположность своего родового гнезда – особняка Редмондов, где все внутри было отделано темным деревом и где повсюду стояла шикарная мебель, уставленная множеством дорогих безделушек, к которым ему в детстве строго запрещали прикасаться.
– Звучит замечательно, – кивнула Оливия. – Надеюсь когда-нибудь увидеть этот дом.
И снова последовала короткая пауза. Ведь ее слова тоже сильно смахивали на признание.
– А ваш отец знает, что вам хочется иметь дом в Испании? – спросила, наконец, Оливия.
– Нет, – ответил Лайон со вздохом.
Как ни странно, но Оливия Эверси уже знала его лучше, чем родной отец. Более того, общаясь с этой девушкой, он впервые в жизни мог держаться естественно, оставаться самим собой. Благодаря ей он начал осознавать, что в душе его было скрыто много такого, о чем он раньше даже не подозревал. Это открытие несколько смущало его, но в то же время и воодушевляло.
Дом Даффи был уже виден, и Лайон замедлил шаг, но как бы медленно они ни шли, конечная цель неизбежно приближалась.
– Наверное, вам лучше остаться здесь, – сказала Оливия, немного смутившись.
Лайон молча передал ей корзину. Их руки соприкоснулись всего лишь на мгновение, но и этого мгновения было вполне достаточно, чтобы лишить обоих дара речи.
– Мисс Эверси… – пробормотал, наконец, Лайон и тут же умолк.
– Оливия, – поправила она.
– Да, Оливия… – прошептал он с улыбкой, глядя ей в лицо.
Она густо покраснела, и ее густые ресницы затрепетали, чуть прикрыв ослепительно синие глаза.
– Оливия, я… – Лайон снова умолк.
А его спутница быстро проговорила:
– Как правило, я отношу продукты для Даффи каждый вторник после заседания общества попечения о неимущих. – С этими словами Оливия повернулась и поспешила к дому своих подопечных. Задержавшись на мгновение, она вдруг коснулась рукой листвы и радостно воскликнула: – Ах, весна, вот мы и снова встретились!
Лайон тихо рассмеялся, провожая ее взглядом, потом развернулся и направился домой. Время от времени он улыбался и иногда перепрыгивал через низкие живые изгороди, встречавшиеся на пути. Он остановился лишь однажды – чтобы коснуться буквы «О», которую вырезал недавно на коре вяза.
Глава 8
За шесть недель до свадьбы
– Вот вам четыре шиллинга. – Оливия опустила монеты в общую кружку нищих, обосновавшихся неподалеку от мастерской мадам Марсо. – Надеюсь, вы купите себе поесть. Лучше чего-нибудь горячего. И подумайте о Суссексе, если хотите найти работу и жить спокойно. Здесь денег достаточно, так что вы сможете оплатить почтовую карету.
Отступив на несколько шагов, она добавила:
– Возможно, вы видите меня в последний раз. Всего хорошего.
Нищий с повязкой на лице никогда не поднимал головы и не произносил ни слова. И Оливия в очередной раз подумала: «А может ли он вообще говорить? Возможно, он даже ничего не слышит». Но тут он медленно поднял руку, как бы благословляя ее. И у Оливии вдруг возникло странное чувство – казалось, навсегда закончилась какая-то часть ее жизни…
Мадам Марсо, женщина очень неглупая, в очередной раз поздравила себя с тем, что наняла мадемуазель Лилетт, – ее новая помощница сразу же нашла общий язык с Оливией.
Мадемуазель Лилетт обычно на примерке тихонько что-нибудь насвистывала, и так уж случилось, что на сей раз это была «Легенда о Лайоне Редмонде». Но для Оливии на сегодня это было уже слишком и она попросила, нахмурившись.
– Мадемуазель Лилетт, не могли бы вы сменить песню?
– Ох, простите, – пробормотала швея. – Просто это такая веселая и живая мелодия. Non?
– Да, верно, – ответила Оливия. – Действительно очень веселая…
Воцарилось неловкое молчание, затем модистка тихо сказала:
– Простите меня, мисс Эверси, если этот предмет вас смущает, но ведь вы – единственная из знакомых мне женщин, про которую написали песню. Он был веселым мужчиной, да? Таким же веселым и задорным, как эта песня?
Был ли он веселым? Оливии не хотелось думать о Лайоне Редмонде на последней примерке своего свадебного платья.
Нет, пожалуй, он не был веселым. Он был… как сама жизнь. И никто не знал его так, как она. Внезапно ей захотелось хоть что-нибудь о нем сказать.
– Ах, он был удивительным человеком. Живым, энергичным, но крайне дисциплинированным. Кроме того, он был очень добрым и отзывчивым. И еще он… Он так чудесно смеялся! Ему бы, наверное, понравилась эта песня. И я надеюсь, что он… – Оливия в смущении умолкла.
– Надеетесь? – переспросила модистка. – На что же именно?
У нее не было больше сил говорить о нем.
– Надеюсь, что ему удалось… повидать мир, – прошептала Оливия.
Она действительно на это надеялась. И за прошедшие годы ей сотни раз представлялись всевозможные сцены из его жизни. И, конечно же, она постоянно видела его на палубе корабля. Но какая разница, где он находился? Ведь здесь-то его не было! Увы, он уехал. Уехал без нее…
– Он был смелым, да? И, наверное, надежным, правда? – Мадемуазель Лилетт оказалась слишком уж любопытной.
Оливия со вздохом прикрыла глаза. И ответила вполне откровенно:
– Да, он был очень смелый. И очень надежный.
И вновь на какое-то время воцарилось молчание. Затем мадемуазель Лилетт нерешительно проговорила:
