В том же, 1927 году был составлен прогноз прироста рабочей силы на предстоящие три пятилетки. По примерным ориентировкам на три пятилетки вперед прирост населения и трудовых ресурсов был таков
[82]:
Причина такого замедления темпов прироста населения и резкого падения прироста рабочего населения состояла в том, что с 1932 года в трудоспособный возраст вступало поколение 1915–1922 годов рождения, которое было ослаблено войной и голодом, а также было малочисленнее предыдущего поколения. Статистика народонаселения ясно указывала на этот важнейший для народного хозяйства фактор
[83].
Перед народным хозяйством рисовалась перспектива наплыва новой рабочей силы в ближайшее пятилетие (прирост численности пролетариата за пятилетие ожидался на 4,9 млн человек, или почти на 20 %
[84]), а потом – постепенное сокращение прироста. Причем темпы прироста в 15-летней перспективе падали в два раза. Отсюда выводилась общая стратегия использования рабочей силы: «Справиться с задачей использования огромного прироста живой рабочей силы на предстоящее пятилетие можно, лишь расширив, по возможности, объем работ, не требующих больших капитальных вложений. Но, с другой стороны, мы обязаны резко усилить масштаб этих вложений и вследствие изношенности наличных основных фондов, и для того, чтобы заместить высокой техникой недостаточный прирост живой рабочей силы в следующие пятилетия»
[85]. Иными словами, в первую пятилетку нужно было сделать упор на работы, не требующие сложного оборудования и высокой квалификации, пригодные для молодых рабочих, а в последующей пятилетке делать ставку на техническую реконструкцию и замену живого труда машинами.
Таким образом, еще до составления окончательного варианта первого пятилетнего плана советские плановики уже знали, что они столкнутся в будущем с дефицитом рабочей силы. Это обстоятельство вызвало оформление нескольких основных точек зрения среди советского планового и хозяйственного руководства по поводу разрешения этого важнейшего вопроса. Первая точка зрения состояла в том, чтобы взять недостающую рабочую силу для городской промышленности в деревне, которая обладала избытком рабочих рук еще до революции. По данным 1900-х годов, в сельском хозяйстве не было занято работой от 13 до 15 млн человек и еще от 12 до 14 млн человек было занято отхожими промыслами
[86]. После войн количество свободных рабочих рук несколько сократилось, но все равно составляло мощную резервную армию труда. Эта точка зрения предполагала провести коренную реконструкцию сельского хозяйства, ввести трактора и машины, создать электроэнергетический базис, а высвобожденных людей перенаправить в города.
Вторая точка зрения состояла в том, чтобы решить проблему грядущей нехватки рабочих рук в промышленности техническим перевооружением новейшей техникой, электрификацией и резким ростом производительности труда, что позволило бы решить задачи индустриализации меньшим числом рабочих. Однако у этого подхода, который в целом советским руководством разделялся, были негативные стороны. Во-первых, потребовалось бы провести массовое обучение рабочих и повышение их квалификации. Во-вторых, насыщение новейшей техникой не могло произойти одномоментно.
Третья точка зрения состояла в том, чтобы использовать незадействованные трудовые резервы в городах без массового привлечения сельского населения. Сторонники этого подхода усмотрели решение проблемы как раз в женщинах.
Аргументация была следующей. Увеличение численности городского пролетариата на 4,5–5 млн человек влекло за собой общий рост городского населения на 11–12 млн человек (при достигнутом городском населении СССР в 30 млн человек), поскольку на одного рабочего приходилось в среднем 1,5 иждивенца. Это потребовало бы увеличения городов на 40 % за два года
[87]. Для советского хозяйства того времени такой объем строительства был явно непосилен.
Один из наиболее последовательных сторонников этого подхода и теоретик советского градостроения Л.М. Сабсович обратил внимание на то, сколь много труда расходуется в домашнем хозяйстве, и предложил радикальное переустройство и коллективизацию быта, замену отдельного домашнего хозяйства бытовыми коммунами, фабриками-кухнями, общественными столовыми, яслями и прачечными, чтобы высвободить труд, затрачиваемый на ведение домашнего хозяйства, и направить его на производительные цели. По подсчетам, приготовление пищи, стирка и уход за детьми занимали 700 часов в год на душу населения, что составляло 86 млрд рабочих часов и требовало 25–30 млн работников
[88]. По подсчетам известного советского плановика С.Г. Струмилина, много внимания уделявшего связи индустриализации с социальными вопросами, самые минимальные меры в переходе к коллективным кухням высвобождают около 2 млн человек, переход к коллективным прачечным – 500 тысяч человек, коллективный уход за детьми – еще несколько миллионов человек
[89]. Иными словами, набиралось как раз около 5 млн человек в городах, за счет которых можно было провести расширение занятости в промышленности. Основную часть этих новых рабочих рук должны были составить женщины, среди которых одних только домработниц в 1926 году было 448 тысяч человек
[90].
Более точные оценки женских трудовых резервов, сделанные в 1929 году Наркоматом труда СССР, показывали, что действительно в городах есть незадействованные рабочие руки. Если среди мужчин доля несамодеятельного населения составляла 6 %, а безработных было 12–13 %, то среди женщин доля несамодеятельного населения достигала 52,7 %, а доля безработных – 10 %. Не занятого в народном хозяйстве женского населения насчитывалось около 5 млн человек
[91]. На совещании ответственных секретарей комиссий по улучшению труда и быта женщин представитель Госплана СССР заявлял категорично: «Если они (хозяйственные органы. – Авт.) оставят процент участия женщин таким же, как он есть, то к концу пятилетки у них не хватит рабочей силы»
[92].