Нет, мы уже не имеем права сказать, как ветхозаветные люди, что не знаем Спасителя.
Мы, теперешние, все знаем, но отворачиваемся от Спасителя и спасения.
Есть мусульмане, буддисты, синтоисты, индуисты. Никому не закрыт путь ко Христу.
А мы с вами живем в православной стране. Не мешают нам ни обычаи, ни родовые устои.
Чего же мы ждем, чего боимся?
«Не Бог наказывает человека, но человек сам наказывает себя, потому что не принимает дара Божия. Разрыв общения с Богом и есть наказание, особенно если мы вспомним, что человек сотворен по образу и подобию Божию, и именно это является глубочайшим смыслом его существования.
Ад – это не отсутствие Бога, как нередко говорят, но Его присутствие, видение Его как огня. И, как уже говорилось, вкусить рай или ад мы можем уже теперь. А если сказать точнее, то характер нашей встречи с Богом в Его Второе пришествие будет полностью зависеть от того опыта соприкосновения с Ним, который мы имеем уже сейчас.
Согласно преподобному Григорию Синаиту, огонь, тьма, червь и тартар, действия, составляющие ад, есть “разнородное сладострастие, всепоглощающая тьма невежества, неутолимая жажда чувственного наслаждения, трепет и зловонный смрад греха”»
[9].
Что внутри, то и снаружи.
Этот закон действует, пока мы живы, не всегда явно. В мире ином не закроешься в «палатах каменных». Не спрячешься за косметикой и дорогими нарядами. Каким будет состояние души, такой – и посмертная участь.
Мы все покинем этот мир. Бедные и богатые, атеисты и мусульмане. Добрые и злые. Наше существование земною жизнью не закончится.
Даже самые закоренелые атеисты и сейчас по секрету скажут вам: «Ну, может там, после смерти, что-то и есть…»
Значит, «там» что-то есть. Мы все это знаем. Просто, сказавши А, мы боимся сказать Б…
«Или не знаете, что неправедные Царства Божия не наследуют? Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники – Царства Божия не наследуют» (1 Кор. 6, 9).
Мы носим в себе ад и готовимся носить его вечно.
Господи, помилуй нас, неразумных, пока мы здесь…
* * *
Страничка психиатрии продолжается. Трудно мне писать…
Вот мальчик с тяжелой эпилепсией, тяжело поддающейся лечению. Пятнадцатилетняя личность, уже затронутая специфическими изменениями интеллекта и поведения.
Маму я вижу нечасто. Эта мама все работает, работает… Если приходит – всегда раздражена, всегда балансирует на грани громких слов и ругани. К миру (в лице доктора и медсестры) относится враждебно. Недавно скандалила из-за того, что в аптеке ей не дали лекарства по бесплатному рецепту. Она права! Но как скандалила! Всех на ноги подняла. Жалобой в префектуру стращала…
Подросток чаще приходит сам. Тоже требует все, что ему положено. Он с удовольствием ведет беседы, пытаясь обмануть меня в каких-то мелочах. Выуживает у меня справки. Симулирует кашель. Ну а я поддаюсь…
Он доволен…
Зато на улице он так приветливо со мной здоровается! Улыбается за сто метров…
* * *
Вот православная мама. У ее ребенка тоже эпилепсия. Это взрослая девочка, у которой, к сожалению, тоже формируются болезненные черты личности.
Мелочность, занудливость, вздорная требовательность.
Лицо у девочки в юношеских угрях, что представляет для матери и дочери отдельную печаль. Больная постоянно получает несколько специфических препаратов, и приступов у нее нет около года. Но при этом, хочешь не хочешь, страдает печень и портится кожа лица.
Девочка грубит матери, постоянно норовит вырваться из-под опеки. Мать с раннего возраста водит дочь в храм, причащает. Но с возрастом ребенок идет в храм все более неохотно, из-под палки, и вот мать сидит передо мной и утирает слезы.
– Чего-то не хватает… опускаются руки… Сколько молитв, сколько паломничеств… сорокоустов… и ничего. Иногда колеблется вера… Ничего! Все хуже и хуже год от года! Что мне делать? Я иногда…
– Не надо, – останавливаю я ее. – Не произносите вслух.
Она умолкает.
– Бог дает человеку испытания по силам, – говорю я. – Значит, вы сильная и способны вынести…
– Но сколько можно!!! Это несправедливо!
Если человек задает вопрос: «Сколько можно?» – значит, он не обрел смирения.
Сорокоуст, заказанный с вопросом «Сколько можно?», скорее всего, не возымеет действия. Правда, на все Божия воля.
Сколько раз слышит каждый из верующих, что различны человеческая и Божеская справедливость, что воля Божия блага, как бы людям это ни казалось несправедливым?
Да, мы верующие, но какой же мы «духовный детский сад», как сказал один священник.
Пред Ним дела всякой плоти, и невозможно укрыться от очей Его. Он прозирает из века в век, и ничего нет дивного пред Ним. Нельзя сказать: «что это? для чего это?», ибо все создано для своего употребления (Сир. 39, 25–27).
Примерно лет десять назад я прочитала книгу: «Илиотропион, или Сообразование с Божественной волей», творение митрополита Тобольского и всей Сибири Иоанна Максимовича.
Периодически возвращаюсь к ней. Когда ослабеваю, когда нуждаюсь в мудром слове духовного учителя. Приведу несколько цитат из этой книги.
«Подобных людей и теперь находится множество, которые всегда печалятся о своей скорбной и бедной жизни, потому что сердце их привязано к временным земным благам и они ропщут и негодуют, что блага эти не посылаются им от Бога в изобилии. Они действительно желают быть причисленными к творящим волю Божью и считаться таковыми, но весьма нерадиво ищут этого, ибо не подчиняют Божьей воле свою волю, хотя и тщеславятся этим».
Не наш ли это портрет?
«Прошу тебя, читатель, понять здесь и запомнить следующее изречение святого Иеронима: “Все в мире управляется провидением Божьим, и часто бывает, что-то, что считается нами за наказание, бывает лучшим врачеванием”»
[10].
Православный человек не может не понимать, что рождение, или появление в семье ребенка-инвалида происходит по Божией воле, по Божиему промыслу. Иногда для того, чтобы привести родителей к смирению и просто к молитве, к Богу.
Говорят, что дети невольно принимают на себя подвиг мученичества, чтобы Господь не до конца прогневался на этот мир.
Но прийти к смирению! Вот в чем закавыка!
